Кисунина одернула кофту.
– Зимой ведра труднее таскать, чем летом, когда похолодало, я взяла в помощники Федю Круглова и Пашу Окошина. Их все считали хулиганами, но я знала: мальчишки отличные товарищи. Предложила им своими деньгами поделиться, они оба отказались, рассердились: «С друга ни копейки не возьмем». Вот так я осень, зиму и весну провела. Лето в том году рано настало, уже в мае стало жарко. Владимир после праздников беседу со мной завел, спрашивал, какие у меня планы на жизнь, потом поинтересовался:
– Хочешь получить свою квартиру в Москве, много денег, красивую одежду, вкусную еду?
– Конечно, – ответила я. – Только кто мне все это даст?
Сын тети Ксении сказал:
– Правильный вопрос. Никто не даст. Сама заработаешь мешок денег, и у тебя откроются большие возможности. Скоро получишь паспорт, купишь себе трешку, учиться пойдешь в платную гимназию, наймешь себе репетиторов. Или профессию престижную получишь.
Лена посмотрела на Макса.
– Когда у тебя мамаша шлюха и запойная алкашка, взрослеешь рано. Но все-таки сделайте скидку на возраст, я тогда была тринадцатилетней девчонкой с однобоким развитием. В вопросах продажной любви мне все тридцать исполнились, а кое в чем я была как детсадовка. Жила в ужасных условиях, спала на топчане без матраса, одеялом служила старая телогрейка. В избе холод, грязь… И такой девочке говорят про собственные хоромы, про деньги. Что я, по-вашему, ему ответила? Заорала: «Да!» Владимир засмеялся:
– Отлично. Надо выполнить одно задание, но сначала поклянись, что никому ничего не расскажешь!
Я пообещала молчать даже под самыми страшными пытками. Он рассказал, что надо выполнить. Пойти в лес, он объяснит куда, нарисует план, даст мне все необходимое…
Лена поежилась.
– Отправиться я должна была к холму, где делали атомные бомбы, исключительно одна. Сомневаюсь, что их там на самом деле делали, это очередные деревенские байки. Но всем ребятам родители внушали: «Не ходите в проклятый лес…»
Кисунина посмотрела на Вульфа.
– Можно мне чаю? В горле пересохло.
– Конечно, – улыбнулся Макс и вызвал администратора.
На сей раз Надя появилась в образе романтичной принцессы, она надела розовое платье фасона тюльпан, белые колготки, туфли цвета зари, а в волосы воткнула гребень, усыпанный стразами, как кекс сахарной пудрой.
– Принеси чаю.
– Слушаю и повинуюсь, – пропела красавица и испарилась.
Глава тридцать седьмая
– Проклятый лес место мрачное, страшное, – продолжала Лена. – Никто из ребят туда не ходил. Во-первых, недалеко от деревни, где я тогда жила, тоже ельник был, мы бегали туда за ягодами-грибами. А что в проклятом бору делать? Там ничего хорошего не росло. У нас в селе жила Вера, она была старше меня лет на десять. Я в первый класс ходила, а Морозова уже в выпускной. Школа у нас была небольшая, каждый ученик на виду. Вера осенью перестала посещать занятия, вернулась к учебе весной, ходила в косынке. Все недоумевали, почему она с покрытой головой. Потом Олеся Шишкина распустила слух, что Морозова ходит в церковь. Ну и на собрании Леська и ее подпевалы потребовали:
– Верка голову закрывает, в церковь, как бабка, ходит. Верит в бога. А всем известно, что его нет. Ее надо исключить из школы.
И Морозова сняла косынку. Е-мое! Все дар речи потеряли, девочка оказалась лысой. Совсем. Ни одного волоса! Бедняжка платок на пол бросила, заплакала и убежала. Примчалась директриса. Ой, как она орала! Обозвала Олесю мерзавкой, гадиной, сволочью. И объяснила:
– Вера тяжело больна, лечится в Москве, ей сделали несколько операций, теперь она лекарства пьет. Из-за них у девочки выпали волосы, но они вырастут. А у Шишкиной никогда не отрастет милосердие!
Морозова в школу больше не вернулась, родители стали возить ее в московскую гимназию. А с Олеси все, как с гуся вода, она говорила:
– Знаю, почему Верка заболела, ходила в проклятый лес! Там зараза везде. Дедушка мой работал у тех, кто бомбу делал, потом заболел, облысел и умер.
Рассказ Шишкиной стали повторять другие дети, даже некоторые учителя к ним присоединились, история обросла жуткими подробностями. Через год Морозовы продали избу и куда-то уехали. Уж не знаю кто через некоторое время соврал, что Вера умерла. Теперь понятно, почему ребята не хотели даже близко подходить к тому лесу? Кстати, Вера жива, стала доктором наук, занимается раком крови. Сама им в детстве переболела и решила стать врачом. Я ее недавно совершенно случайно в инстаграме нашла. Прекрасно выглядит, и волосы у нее очень красивые.
Лена перевела дух.
– Идти, куда велел Владимир, мне было страшно, аж жуть. Но очень хотелось получить много денег, свою квартиру в Москве. Вот же дурочка я была! Поверила Марксу.
– Нет-нет, солнышко, – возразил Энтин, – вы были маленькой девочкой с безответственной матерью. В силу возраста наивны, образованием не блистали, а из-за асоциального поведения матери вынуждены были сами о себе заботиться. Думаю, вы отправились в тот лес не одна, а позвали Федю и Пашу, несмотря на строгое предупреждение дяди Володи идти одной.
– Верно, – согласилась Кисунина, – с мальчиками было не так страшно. Мы довольно быстро добрались до места. Владимир дал мне ключ от двери в горе, вручил маленькую бутылочку масла, предупредил: «У тебя дубликат ключа, облей его сначала смазкой, а потом суй в скважину». Я так и поступила. Еще при себе имела план коридора со створками. Крестиком Владимир отметил ту дверь, что надо открыть. От нее у меня тоже был ключ. Мне следовало войти в помещение, взять со стола папку и принести ее дяде Володе.
– Так, – протянул Костин. – Вы добыли папку?
Лена махнула рукой.
– Нет. Мы без проблем попали в коридор, дошли до нужной двери. Я попыталась ее отпереть, ключ никак не хотел поворачиваться. Паша меня отодвинул, стал сам возиться. Федя стоял около него, а я чуть поодаль, за их спинами. Окошин отпер дверь и толкнул ее. Одного толчка его руки хватило, чтобы она открылась нараспашку. Запахло дешевым одеколоном. Послышался тихий звук – ш-ш-ш. Паша успел перешагнуть через порог, он упал в комнату. Федя через секунду рухнул в коридоре. Дальше я ничего не помню. Очнулась от холода, на лицо лилась вода. Открываю глаза… Лежу на земле, идет сильный дождь.
Лена поежилась.
– Мне трудно объяснить вам свои ощущения и мысли. Все было очень странно. Я знаю, что такое лес и ливень. Понимаю, что надо встать и идти. Куда? Как меня зовут? Почему я лежу на земле? Потом на меня напал страх. Где я? Что делать? Кто я? Кто я? Кто я? Дальше воспоминания напоминают пунктирную линию. Иду куда-то, падаю, лежу, встаю, опять иду. Все время тошнит. Потом у меня начался понос. Сил нет. Темнота. Открываю глаза: еду в машине. Мужчина в белом халате рядом, он спрашивает:
– Девочка, как тебя зовут?