– И как я не сообразил, что перед нами не избы, – вздохнул Энтин, – дома, как близнецы, заборов между ними нет. Крестьянские подворья выглядят иначе. Мы находимся около служебного жилья. В однотипных постройках обитали те, кто работал на закрытом предприятии, следил за могильником. Может, они тут трудились вахтовым методом. Хотя это странно. Вчера вечером мой приятель прислал справку об этом объекте. Здесь в советские годы находилась лаборатория, она работала на оборону, использовала радиоактивные материалы. Потом ее прикрыли.
– В домах, как вы и предположили, могли жить сотрудники, – сказала я.
– Возможно, – согласился Энтин, – место уединенное, но не дикое. До столицы не так далеко. «Оборонка» щедро платила, и в данном конкретном случае предоставила жилье. Лабораторию давно дезактивировали. Обратите внимание, он не щелкает!
Константин Львович вытащил из кармана куртки прибор, похожий на сотовый телефон, сделанный в доайфоновую эру.
– Счетчик Гейгера. Я взял его с собой. Если начнет шуметь, быстро уедем, но здесь чисто.
– А в горе есть дверь! – заметила я.
– Гора – слишком красивое название для этого, похоже, рукотворного холма, – засмеялся Константин Львович, – возможно, там и была лаборатория. Больше ей просто негде находиться.
– Скажите, пожалуйста, который час? – раздалось за моей спиной.
Очень удивленная вопросом, я обернулась. В лицо ударила струя то ли пара, то ли дыма, в нос проник резкий отвратительный запах. И наступила темнота.
Глава двадцать первая
– Лампа, ангел мой, откройте глаза, – сказал знакомый голос.
Я приподняла тяжелые веки, увидела серый потолок с паутиной по углам и пробормотала:
– Что это? Где я нахожусь?
– В домике! С нами Федя, – слишком ласково ответил Энтин, – замечательный мальчик, умный, ответственный. На такого всегда можно положиться. И работник великолепный. Надеюсь, начальство его поощрит. Садитесь, душенька.
Константин Львович протянул руку, я вцепилась в его теплую ладонь и села.
– Ай умница! – обрадовался психолог. – Феденька, принесите, пожалуйста, немного свежей воды.
Я осторожно повернула голову и увидела бородатого косматого мужика. В первую секунду мне показалось, что передо мной древний старик, но потом я разглядела: у него нет ни одного седого волоса, кожа на кистях рук без пигментных пятен, навряд ли этому лешему больше сорока лет.
– Воды? – повторил Федор. – Воды… Она в роднике.
– Понимаете, Евлампия плохо себя чувствует, – объяснил Энтин. – У вас порой что-нибудь болит?
– Не-а, – сказал Федор. – А что такое «болит»?
– Возможно, иногда вы хотите пить? – изменил вопрос Константин Львович.
– Ага, – кивнул косматый.
– А сейчас жажду испытывает Евлампия, – обрадовался такому повороту беседы психолог, – принесите ей водички.
– Нет, – отрезал Федор, – я сам хожу, и она может. Ноги у нее есть.
– Правильно, ноги у женщины есть. Но сил пошевелить ими нет. Евлампия заболела, – попытался достучаться до Федора Энтин. – Помогите ей.
– Вот еще, – отмахнулся тот.
Пока длился сей диалог, я осторожно осматривала помещение. Комнату никак нельзя назвать уютной. Стены выкрашены серо-голубой краской, во многих местах она облупилась. Есть печь, похоже, ее топят дровами. У одной стены притулился древний письменный стол, возле него стоит самый простой стул. Я сижу на черном, сильно потертом диване. Подобный ему стоял в кабинете у моего папы. Я всего пару раз приходила к отцу на службу, но диван прекрасно помню. С потолка на длинном витом шнуре свисает нечто вроде железной клетки, в ней торчит лампочка. Но электричества, наверное, здесь нет. Свет проникает сюда через распахнутую настежь дверь. Поэтому в комнате холодно и сыро, как на улице.
Энтин склонил голову к плечу.
– Лампа, у вас случайно нет при себе награды для Феденьки? Любой труд нужно поощрять!
Я полезла в карман куртки и вытащила яркую упаковку.
– О-о-о, – обрадовался Энтин, – если я не ошибаюсь, перед нами невероятно вкусная вафля в шоколаде.
– Именно так, – кивнула я.
– Вы отдадите ее Феденьке, если он принесет воды? – спросил Константин Львович.
Я подыграла ему.
– Конечно! Он непременно получит прекрасную, самую лучшую вафлю!
Федор схватил со стола гнутую жестяную миску и убежал.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Константин Львович. – У нас есть пять минут, чтобы унести отсюда ноги.
Я встала.
– До машины я добегу! Где мы находимся?
– Федька, – загремел со двора мужской голос. – Опять сюда удрал! Сколько раз тебе говорить…
В комнату вошел крепкий мужчина, при виде нас он осекся.
– Здрассти! Вы кто?
– Меня зовут Константин Львович, я психолог, – представился Энтин, – на диване Евлампия Романова. Похоже, вы знакомы с Федором?
– Он мой сын, – поморщился незнакомец.
– Как вас величать? – осведомился мой спутник.
Мужик попятился.
– Чего?
Я спросила:
– Как вас зовут?
– Виктор, – представился отец больного Феди, – Михайлович. Круглов.
Я вздохнула. В одном классе с Сергеем учился Федя Круглов, паренек, который издевался над отличником.
Энтин достал удостоверение.
– Виктор Михайлович, мы с Евлампией Андреевной прибыли сюда по служебным делам.
– Детективное агентство, – откровенно испугался дядька. – Что Федька натворил? Уж простите его, дурака! Не соображает почти ничего.
Константин Львович продолжил:
– Федор напал на Евлампию, подошел к ней сзади, спросил: «Который час?» Моя коллега обернулась и получила в лицо струю отравы из баллончика. У Федора было при себе средство для уничтожения бытовых насекомых. Евлампия мало весит, но она все же больше таракана. Поэтому она только на время лишилась сознания и осталась жива.
Энтин вздохнул.
– По роду службы мне часто приходится общаться с людьми в состоянии стресса или реактивного психоза. У меня высшее медицинское образование и диплом психолога в придачу. Поэтому я смог договориться с вашим сыном. Сейчас он пошел за водой, вот-вот вернется. Мы собирались сбежать за время отсутствия Федора. Но тут появились вы, и нам необходимо поговорить с вами.
– Где моя конфета? – спросил Федя, входя в комнату. – Воду я принес. Ой! Папа!
– Ой, папа! – передразнил его старший Круглов. – Собирайся, поедем.
– Куда? – испугался отпрыск.