Где-то гремит война - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Астафьев cтр.№ 28

Передайте вашим товарищам, что все дома у них в порядке, дети здоровы. Премия за успешное прохождение верх-марских порогов всей бригаде начислена. Думаю, и у Ознобихи не подкачаете.

Вас поздравляю отдельно — с кандидатским билетом! На днях приезжал из города работник крайкома и велел направить вас в город, как только вы вернетесь, за получением билета. Нынче у нас откроется вечерняя школа, и нужно будет вам обязательно учиться. Но об этом поговорим при встрече. А пока еще раз поздравляю и надеюсь на вас вдвойне!

Крепко жму всем руки.

— Дипломат! — хмуро обронил Трифон Летяга, глядя на размашистую подпись начальника сплавной конторы, и тут же, перестав хмуриться, весело заорал: — Подъем!

— Чего хайлаешь? — загудел в углу Исусик. — Полегче нельзя? — И, заметив приезжего, зевнул. — Поклон Прохору Зырянычу! Как там мои? — Не дожидаясь ответа, пожаловался: — А я вот третьево дни чуть не ушел ко дну. Чуть не утоп!

— Бывает, — коротко отозвался Прохор, отодвигаясь в сторону, чтобы дать Ильке место поставить еще булькающий чайник. Из отверстия чайника торчали ветки смородинника. Прохор потянул носом и от удовольствия потер руки.

Он пил чай и неторопливо, с обстоятельностью рассказывал новости. В городе на самом краю построен мелькомбинат, и теперь там проезда нет, а пшеница прямо из барж высасывается воздухом; в поселок провели электрическую линию, но пока что народ керосиновые лампы держит на всякий случай: есть слухи, что какие-то германские фашисты или рецидивисты начали без всяких оглядок заедаться и рабочий люд пачками в тюрьмы швыряют; жену свою начальник сплавконторы увез в город и поместил не то в диспансер, не то к знакомой; в столовке сейчас кормят уже на два блюда и даже иной раз кисель дают; хлеб стали выпекать кирпичами, и баб от этого дела устранили, поскольку равноправие; бабы, которые без понимания текущего момента, ревут: мол, полное уничтожение женской личности начинается.

Напившись чаю, Прохор с сыном отчалили и, мерно перебрасывая шесты, ушли вверх по реке. Бригадир отодвинул в сторону хлеб, сахар и стал читать письмо вслух.

Мужики крякали, ругались, говорили, что не худо бы к Ознобихе самому начальнику приехать, небось скоро бы пуп сорвал. Конец письма Трифон Летяга сначала не хотел оглашать, но подумал и не без удовольствия прочел.

Сплавщики оживились и заявили, что с него полагается самое малое ведро водки.

— О водке потом, сейчас давайте о деле.

Сплавщики надолго умолкли. Бригадир не торопил, не мешал думать. Первым заговорил Исусик. Пробивая кулаком слои дыма перед собой, он изрек:

— Значит, так. Согласья нашего нет надсажаться здесь. Надо писать письмо начальнику и просить помощи. (В глубине души Исусик таил надежду, что с письмом пошлют его в сплавную контору и он передохнет несколько дней дома, а тем временем мужики, глядишь, и оседлают Ознобиху.)

Трифон Летяга обвел взглядом хмуро насупившихся сплавщиков.

— Вы что скажете?

— Чепуху порол! Скажи, нет? — обратился к Исусику Дерикруп.

Исусик не удостоил его ответом.

— Конечно, чепуху, — поддержал Дерикрупа Сковородник, прикуривая от папироски братана Азария. — С письмом дён пять надо идти по горам, да столько же пройдут люди из Усть-Мары, если их сымут с гавани. Больше-то взять негде. Начальник не шутейно ведь просил самих нас…

— Чего мне твой начальник! — вспылил Исусик. — Он руки в брюки расхаживает. А мы грыжу наживаем. Игрушкино дело такой заторище разобрать. Где сила?

— Не первый год молюем, — пробасил от окна Азарий. — Разбирали всякие заторы, и этот надо сковырнуть.

— А как? Как? — подскочил к нему Исусик.

— Это другое дело — как, — вмешался в разговор Трифон Летяга. — Об этом и думать надо.

— Ну и думай, если у тебя голова большая, — огрызнулся Исусик. — В партейные затесался, рад стараться.

Трифон Летяга побледнел, приподнялся из-за стола.

— Ты потише на поворотах, понял?! — рявкнул он. — Меня приняли в кандидаты, понял? И ты не цапай это, божья тварь.

Гаврила молчком взял Исусика за ворот, подтащил к двери и дал ему в зад коленкой.

— Успокойся, Трифон, нашел с кем связываться! — сказал дядя Роман.

Бригадир опустился на скамью, отнял у Сковородника окурок и жадно затянулся.

— Я найду на вас управу! Я до Москвы доберусь! — бесновался за дверями Исусик.

— Вот ведь холера дремучая! — покачал головой дядя Роман.

Братан Гаврила открыл дверь и коротко бросил:

— Уймись! Не то я тебя угомоню!

Исусик притих.

Илька убрал со стола кружки, хлеб, сахар и, смахнув тряпкой крошки, присел возле печки, в сторонке. Сплавщики долго молчали. Первым поднялся Сковородник и, отыскивая глазами фуражку, буднично проговорил, как о давно решенном:

— Без лотка нам не обойтись!

Мужики с облегчением поднялись, заговорили о том о сем и стали собираться на работу.

За перевалом — дом

Плот спустили к самому затору, и началась работа, непонятная для Ильки. Сплавщики почему-то не выдергивали бревна из затора и не спускали их вниз по течению, а наоборот, топили лесину за лесиной, втыкали их, как клинья. Река грудью навалилась на затор, перегородивший ее путь. Лес шевелился, скрежетал, сжимался. Вода поднималась, пенилась, хлестала в берега, с ревом устремлялась между бревен. Сплавщики же, нет чтобы дать ей ходу, как это делали обычно, — заклинивали щели лесинами, вспруживали реку. Вода бугрилась, рвалась и свирепела все больше.

Плот, учаленный за скалу, покачивало все сильней и сильней. Мелко дрожал натянутый, как струна, цинковый трос, поскрипывали стены барака, хлюпала под полом вода, по столу каталась кружка.

А сплавщики метались по затору, который сжимался, грудился, делался плотнее. Сегодня за командира был Сковородник. Он тыкал багром в одно место, в другое, и туда вдавливали бревна, ставили на попа. С багром в руках Сковородник все еще, как будто вяло, расхаживал по затору, перепрыгивал в лодку и толкался в ней от одного берега к другому. В этот день он больше обычного матерился. Только потому и мог заключить Илька, что Сковородник волнуется, строя какую-то наихитрейшую сплавщицкую штуковину.

К полудню реку точно взнуздали. Она бешено вскидывалась на бревна и скалы, бросала клочья пены, как загнанная лошадь. Даже длиннохвостые береговые синички боялись садиться на бревна. Грохотал, ярился порог Ревун, державший на горбу своем вспухшую, ощетинившуюся тучу леса. Гул, нарастая, разносился вдоль Ознобихинского перевала. Выше затора вода все прибывала и прибывала.

Плот укрепили еще одним цинком.

Чуть подрагивала земля. С гор то и дело лавиной сыпался камешник, гремя о бревна.