– Раз-два. Раз-два. Проверка.
Одесса убавила громкость, когда комнату наполнил баритон – чистый, но слегка потрескивающий, как бывает на старых пленках.
Заиграла записанная с радио песня без начала и конца, скрипучий голос исполнителя доносился словно издалека. В динамике загрохотало, когда микрофон поднесли к нему вплотную.
И звезды рушатся вокруг…
И небо стало вместо океана…
Музыка гремела подобием военного марша. Одесса вытащила телефон и открыла приложение «Шазам».
Оригинальный метод аудиорасшифровки – передовые технологии против пережитков прошлого – оказался на удивление эффективным. На экране смартфона высветилось название композиции: «What Now My Love» – «И что теперь, моя любовь». Исполнитель Ширли Бэсси, при участии Нельсона Ридла с оркестром. Премьера, если верить «Шазаму», состоялась в 1962 году.
Запись достигла кульминации и резко оборвалась. Послышался бойкий речитатив старомодного диск-жокея, но через мгновение все стихло.
После – белый шум.
И тишина.
Одесса метнулась посмотреть, не оборвалась ли пленка. Но нет, лента по-прежнему наматывалась на бобину, только пустая.
Кто-то испытывал магнитофон? В 1962-м?
Одесса изучила корпус. Внизу, на пластиковой крышке, виднелись выжженные чем-то вроде паяльника инициалы «Э. С.». Эрл Соломон.
Вспыхнувшее было любопытство сменилось горьким разочарованием. Магнитофон, без сомнения, принадлежал хозяину кабинета, агенту ФБР в отставке. Дело закрыто.
Похоже, когда-то давно он сунул древний артефакт в ящик и благополучно о нем забыл.
Одесса отправилась за советом к коменданту.
– Как мне распорядиться вещами агента?
Женщина пожала плечами:
– Личное имущество полагается вернуть. Помещение нужно освободить как можно скорее. У меня где-то завалялся адрес.
Одесса отыскала в копировальной комнате картонную коробку и сложила в нее немудреные пожитки.
До Флашинга, где располагался Нью-Йоркский пресвитерианский госпиталь, пришлось добираться на такси. В поисках Эрла Соломона Одесса, с коробкой под мышкой, кочевала от одного справочного стола к другому. Ее так и подмывало воспользоваться жетоном, но совесть не позволяла. Наконец ей удалось выяснить, что Эрла Соломона перевели из интенсивной терапии в обычную палату.
Нужная дверь стояла нараспашку. Палата оказалась двухместной, но вторая койка пустовала. Одесса на цыпочках обогнула полуприкрытую шторку. За ней спал темнокожий мужчина с седыми курчавыми волосами, он выглядел на свои восемьдесят шесть лет. От его руки и предплечья к насосам и мониторам, выводившим приглушенную симфонию, тянулись длинные трубки. Старик прерывисто дышал во сне.
Одесса опустила коробку на деревянные подлокотники кресла. Она-то надеялась встретить у постели родственников агента, передать им вещи и быстренько откланяться, а в итоге торчит здесь, нарушая покой больного. Будить старика Одесса не осмелилась – вдруг ему вкололи снотворное? Похоже, надо доставать удостоверение и идти к медсестрам или ждать, пока не объявится кто-нибудь из родни.
В углу работал маленький телевизор с плоским экраном. Бросив взгляд на картинку, Одесса помертвела. Показывали трансляцию с похорон супруги и детей Кэри Питерса. Самого чиновника хоронили отдельно. Камера взяла крупным планом вереницу машин на кладбище. Участники скорбной церемонии оплакивали погибших, произносили трогательные речи. Замелькали кадры из соцсетей: миссис Питерс с детьми в аквапарке, контактном зоопарке, на хоккейном матче «Нью-Йорк рейнджерс». После всплыла знакомая фотография Питерса периода его тесного сотрудничества с губернатором. Снимок дома в Монклере, сделанный в ту страшную ночь. И вдруг, без всякой привязки к визуальному контексту (звук на телевизоре был выключен), на экране возникла фотография гордо улыбающейся молодой женщины в пиджаке поверх белой блузки с темно-русыми волосами до плеч. Одесса глухо застонала, узнав в шатенке себя: это был контрольный выстрел, Бюро сдало ее с потрохами.
Трансляция переключилась на студию. Это был не местный новостной канал, а Си-эн-эн. Национальное вещание. Одесса понятия не имела, в каком ключе ее обсуждают… но догадывалась.
Она вздрогнула, услышав за спиной:
– Вы врач?
Одесса повернулась, уверенная, что в палату нагрянул посетитель.
Однако голос принадлежал Эрлу Соломону. Старик проснулся, если вообще спал.
Прищурившись, он взглянул на гостью. В следующий миг его добрые, чуть желтоватые глаза расширились.
– Нет, – прохрипела Одесса, косясь на экран. К счастью, новостной блок закончился. Девушка повернулась к старику. – Я Одесса Хардвик. Специальный агент из Нью-Джерси. А вы агент… мистер Соломон?
– Агент Соломон. Можно просто Эрл. Не подсобите? – Он кивнул на педаль, регулирующую высоту кровати.
Одесса подняла верхнюю секцию на пару футов, и теперь старик мог хорошенько ее рассмотреть. Губы у него пересохли, язык неестественно побелел.
– Хотите воды?
Агент Соломон покачал головой и, скривившись, обвел взглядом палату, словно пытался сообразить, где находится.
– Новая обстановка.
Одесса рассеянно кивнула, перед глазами у нее до сих пор стояли жуткие кадры.
– Э-э… вам удобно?
– Не очень.
– Мне сказали, с вами случился удар.
– Сосудистый криз. Бляшка оторвалась и перекрыла приток крови в мозг. Я упал. – Соломон разгладил простыню на талии. – Но к счастью, успел дотянуться до телефона.
– По крайней мере, речь у вас не нарушена. А в остальном?
Старик снова поморщился:
– Потеря обоняния, вкусовых ощущений. Постоянный гул в ушах. Но мне еще повезло. Врачи сделали томографию и нашли бляшку в области сердца. А еще грыжу. Не самая радужная картина.
– Да, картина не радужная, – эхом повторила Одесса.
– Вы ведь из Нью-Джерси, верно?
– Точно. Меня… хм… – Одесса решила не вдаваться в подробности и сменила тему. – За вами по-прежнему числится кабинет в управлении Б-К.
Соломон кивнул, глубокие морщины на лбу двигались в такт его гримасам.
– Числится, только наведываюсь я туда не часто.
– Заметно. – Одесса вымученно улыбнулась. – Никак не возьму в толк: официальный пенсионный возраст для агентов – пятьдесят семь лет, правильно?
– Конечно, – подтвердил Соломон. – Официально я давно на пенсии.
– Тогда зачем вам кабинет?
– На всякий случай.
Одесса кивнула, хотя ответ старика ясности не добавил.