— А ты теперь другая, — проговорил Сережа, оглядывая меня с головы до ног, когда закончил. Я невольно поежилась под его взглядом, не желая узнавать, что он имеет ввиду. — Как Ильюшка?
— Ему операцию сделают… Если все пройдет хорошо, будет ходить…
— Это хорошо, Вер… Очень хорошо… — покивал Сережа.
Он был каким-то другим. Просветленным, что ли… Будто тот самый Сережа, которого я встретила когда-то давно и полюбила. И хотя теперь от этого чувства осталась лишь светлая грусть, я понимала, что обязана помочь ему. Хотя бы во имя тех старых чувств.
— Я тебе могу чем-то помочь, Сереж? Может, сиделку нанять… или еще чем-то?
— Неудобно, Вер… Я уж сам как-нибудь… — отвел он взгляд.
— Сереж, да перестань! Я что, не понимаю, что ты теперь на работу в ближайшее время не выйдешь! Я могу помочь, Сереж, скажи только как…
Сережа мялся и вздыхал, теребя несвежий пододеяльник.
— Врач в травме бабла просил… Да и костыли мне бы не помешали. Эти-то батя откуда-то припер. Ты оставь мне тысяч тридцать, на первое время… А там уж, если надо что будет, я позвоню…
Я кивнула. Тридцать тысяч я смогу выделить из тех денег, которые положил на мой счет Талгат.
— Ты не подумай, Вер, те бабки, ну, которые я у тебя тогда взял… их ведь Ирка забрала, я ведь ни копейки из них не потратил!
— Да я и не вспоминала о них, Сереж. Сейчас я сниму деньги и принесу тебе.
Заметно повеселевший Сережа кивнул, а я развернулась и вышла из комнаты. Однако далеко мне уйти не удалось, потому что в коридоре, прямо в дверном проеме, скрестив руки на широкой груди, стоял Талгат. На бородатом лице застыл почти звериный оскал. Мои ноги приросли к полу, а сердце застучало в висках.
— Здесь, значит, твоя подруга живет? Познакомишь? — нехорошо усмехаясь, спросил он.
33. Талгат
Тигрица наглеет с каждым днём. Мало того, что съебалась, пока спал, так ещё и пиздит, как дышит. Она, походу, забыла, с кем имеет дело. Думала, что может вешать мне лапшу на уши, разъезжая по городу в поисках приключений?!
Естественно, за ней по пятам ездит моя охрана. Они умеют как невидимки растворяться в толпе, не выдавая себя ничем. Когда утром своим звонком меня разбудил Барон, сообщив, что Тигра наведалась к своему пузатому утырку, хотел придушить обоих.
Помню, как договаривались с ней, что она может свободно перемещаться по своим делам, но ни слова не было о том, что можно таскаться по бывшим!
Быстро одевшись, поехал за ней. Дикая злость клокотала где-то внутри. Я купил её не для того, чтобы искать повсюду, вытаскивая за шиворот от мужиков. Пиздец! От меня поехать к этому болвану?! К этому пузатому неудачнику?!
Пока мчался, как бешеный, по городу, позвонил батя.
— Почему так рано ушёл вчера, Талгат? Бабы дороже бати стали? — вместо приветствия спросил он.
— Не начинай, а, — сказал устало. Батины обидки надоели. А с похмелья он становится ещё более невыносимым.
— Мне не каждый день исполняется пятьдесят четыре года! К тому же Инга расстроилась из-за того, как ты с ней обошёлся!
— А как я с ней обошёлся?! Больше ни слова о ней слышать не хочу! Надоел решать свои дела с помощью меня! Без моего члена в Инге её папаша с тобой сотрудничать не может?!
— В том-то и дело, что из-за этого наше сотрудничество не такое плодотворное…
— Пошёл ты на хер! Хочешь, чтобы я, как Мурад, съебался от тебя подальше?! — орал в ответ, кипя от гнева.
Батя замолчал, переваривая услышанное.
— Дай ей хотя бы ещё один шанс…
— Ещё слово о ней, и я вешаю трубку!
— Ладно… — батя замялся. — Прости старика.
Его извинения меня не трогали. Сплошное лицемерие. Молчание затягивалось, и я уже собирался повесить трубку, как он снова заговорил:
— Долго будешь пялить училку?
— А чё? С тобой поделиться? Своих баб не хватает?
— Нет, просто интересно, — ответил размыто, — но ты же понимаешь, что она тебе не пара?
— Что ты имеешь ввиду?
— То, что нужно найти более достойную девушку, которую не стыдно показать в обществе. Только не кипятись, я не на Ингу намекаю. Ты же не сможешь взять эту девку с собой на более серьёзное мероприятие… Туда, где люди более цивилизованны…
Я задумался. Батя бьёт тревогу, что странно. Он никогда не говорил со мной о бабах, зная, что сегодня одна, а завтра другая. Либо ему Инга напела, что с Тигрой, по моим меркам, я уже вечность, либо хер знает.
Сначала снова разозлился на него, но потом стало смешно.
— А ты чё так переживаешь?
— Ну а как по-другому? Ты же сын мой! К тому же через неделю приезжают мои американские партнёры, и я хочу тебя с ними познакомить. Люди серьёзные, будут при своих дамах. Сначала вместе поужинаем, а потом барышень спровадим, чтоб попиздели между собой, а мы дела порешаем.
— Как всё это, бля, связано?!
— Училка твоя не покатит на такой ужин, так и знай! — перестав юлить, сказал отец.
— Это я уже сам решу! — гаркнул в трубку и отключился.
Как же заебал. Точно свалю из города от него подальше, чтоб не слышать постоянно эту чушь.
Добравшись до халупы, где жил Тигрин бывший, быстро вбежал по лестнице и встретился с ней нос к носу. На вопрос, познакомит ли с подругой, замялась.
— А что внутрь не приглашаешь зайти? Ох, как неприлично! — сказал, отодвигая Веру в сторону и проходя в комнату.
Утырок лежал на диване, обмотанный гипсом чуть ли не по самые уши. Тигра помчалась за мной, ругаясь на ходу.
— Что ты себе позволяешь?! Зачем вломился?! Следил за мной?! Ты больной! Я не твоя пленница, чтобы…
— Замолчи! — гаркнул на неё и Тигра резко стихла.
— Ты говори! — сказал пузатому, который таращил глаза и очень активно шевелился под гипсом, что странно.
— Я… просто… — начал мямлить он, вытаращив глаза. Не ожидал скотина, что я приду с ним знакомиться. Пытался отодвинуться от меня подальше.
— Талгат, перестань! Его сбила машина! И, кстати, очень похожая на твою! — начала наезжать Тигра. — Где твой джип, на котором ты обычно ездишь?!
Я сложил дважды два, понимая, куда ветер дует. Заебись он придумал. А Тигра вот до сих пор нихуя не понимает.
— Угомонись, родная! Ты на что намекаешь?! Тебя наебать, походу, как нехер! Моя тачка, да будет тебе известно, на автодроме меняет колёса!
Подошёл к пузатому, схватив его за шею.
— Ты, мразь, чего воду мутишь?! Говори, бля, чего задумал?!
— Вы ненормальный! Вера, помоги! — пискнул он, шевеля ногами, а они, по идее, должны быть сломаны.