– Но какое это имеет значение? – развел руками Чарльз. – Тогда у нас с тобой еще ничего не было.
– У нас и сейчас ничего нет.
– Ах вот как!
Пятый бросил фразу не гневно, а разочарованно, как человек, оскорбленный в чувствах, в том, что ценил больше всего, и Анна поняла, что в запале перегнула палку. Вновь отвернулась, не желая, чтобы Чарльз видел ее глаза, но промолчала.
– Ну, если ты так считаешь… – Фрейзер помялся, впервые в жизни испытывая неловкость, и не нашел ничего лучше, чем сообщить: – Не думал, что должен отчитываться перед тобой обо всем, что было до…
– До чего?
– Ну… до того… как мы… как у нас…
– Ты не должен ни в чем отчитываться, – ответила Анна.
Сначала Пятый обрадовался, услышав эти слова, но почти сразу догадался, что тон, которым девушка их произнесла, не обещает их отношениям ничего хорошего, и едва удержал рвущиеся наружу ругательства.
Анна не была первой девушкой в его жизни, и разрыв Чарльз переживал не впервые, но никогда раньше он не испытывал во время выяснений отношений таких чувств, как сейчас. Предыдущие расставания получались разными: и шумными, и тихими, и со слезами (на глазах девушек), и даже с разбитой об машину вазой (один раз). Но Пятый всегда оставался равнодушен в те минуты. Даже когда хрустальная, с бронзой, ваза спикировала с балкона второго этажа на капот его новенького «Феррари». Пятый оставался равнодушен, потому что точно знал, что вечер он проведет с новой девушкой.
И сегодня он это знал.
Но вот что странно: при этом Чарльз понимал, что не хочет проводить вечер в компании другой девушки. Не хочет, и все. И поэтому он не поворачивался к Анне спиной, не произносил вертящиеся на языке слова, давил в зародыше накатывающую злость и лишь один раз позволил себе огрызнуться.
– Как ты мог так поступить со мной? – поинтересовалась Анна, по-прежнему не глядя на парня. – Она ведь здесь, рядом, мы встречаемся каждый день, здороваемся, разговариваем…
– И что? Что изменилось?
– Все!
– Почему?
– Потому что я…
Анна почти сказала: «смотрю на нее как на соперницу», но вовремя прикусила язык.
– Что ты? – попросил продолжить Пятый.
– Ничего.
И он опять ничего не понял.
Но не ушел, не мог уйти, потому что не мог отделаться от мысли, что «он – с Баррингтон». Чарльз не понимал, откуда взялась эта мысль и почему завладела им, не копался в своих чувствах, а просто оставался рядом с девушкой. И пытался вернуть отношения, которые начали складываться.
– Баррингтон, честно: я не думал, что тебя это заденет, – произнес Фрейзер после короткой паузы. – Я не спрашивал тебя о твоем прошлом, но понимаю, что там что-то было, ты не спрашивала меня о моем прошлом, но должна понимать, что там что-то было. Это нормально, мы ведь давно закончили младшую школу. Да, я хорошо провел время на станции, но без обязательств и без чувств – только удовольствие… – Несмотря на волнение, Пятый не произносил имени Наоми, поскольку для молодой женщины интрижка могла закончиться крупными неприятностями. – И я понятия не имел, что должен перед тобой отчитываться.
– Потому что это меня не касается?
– Да, – ляпнул Фрейзер и тут же об этом пожалел.
– Вот и ответ на твой вопрос, – произнесла девушка.
– На какой вопрос? – не понял Пятый.
– О наших отношениях, – объяснила Анна.
– Это не может повлиять на наши отношения! – воскликнул Чарльз и резко повернул девушку к себе. И замер, увидев на ее глазах слезы. – Баррингтон, я…
Он не находился со словами, поскольку думал, что уже все сказал: что не ожидал такой реакции, что прошлое следовало оставить позади, что Наоми ничего для него не значит и он просто «хорошо провел время». Он не понял, что нужно все повторить – другим тоном, потерял драгоценное время, а когда сообразил, что молчать нельзя, ангар окутал громкий голос «Сирены»:
– Внимание! Просьба всем пассажирам и членам экипажа «Чайковского» собраться у шлюза. Внимание! Объявляется срочное общее собрание! Просьба всем пассажирам и членам экипажа «Чайковского» немедленно собраться у шлюза!
Анна бросила на Пятого выразительный взгляд, повернулась и быстро направилась к клиперу. Разговор закончился.
А там, около «Чайковского», все только начиналось.
– Что случилось?
– Спасатели нас догнали?
– Они нас догнали, я видел, они летят рядом.
– Давно летят?
– Уже больше часа.
– Капитан, когда начнется эвакуация?
– Пора собираться?
– Что можно взять с собой?
– Можно взять инопланетное полотенце? Как сувенир!
Раздался смех.
Поднявшийся на контейнер Линкольн помолчал, давая возможность ребятам высказаться, затем поднял руку, призывая к тишине, и твердо произнес:
– Есть две важные новости. Одна плохая, другая странная.
– А хорошие есть? – осведомился Арнольд.
– Если нет хороших, я лучше не буду слушать, – подал голос Мо Смит.
– Нам опять сделали прививки?
Но шутки быстро закончились. По выражению лица Линкольна ребята догадались, что дело серьезное, и замолчали.
– Что произошло? – громко спросила Октавия, и с ее плеча взлетели микродроны.
– Начну со странной новости, – размеренно произнес капитан. – Наш маленький секрет перестал быть секретом – на Земле узнали, что мы находимся на инопланетном корабле.
– Каким образом? – удивилась Анна.
– Кто-то выложил в Сеть фотографии…
– Кто?
– Спасатели?
– Зачем?
– Молодцы!
– Фото сделаны с борта VacoomA и были переданы Космическому флоту. И сейчас агенты выясняют, кто слил их во все основные новостные агентства.
– Что странного в этой новости, сэр? – не понял Август.
– Странность заключается в том, что мы не понимаем, чем руководствовался преступник, – объяснил капитан. – Он просто выложил сверхценные фото в общий доступ.
– Информация должна быть свободной!
– Не путайте свободу с анархией, мистер Даррел, – попросил Линкольн. – В нашем обществе существуют законы, и человек, который выложил фото, их нарушил.
– Мне обещали эксклюзивное интервью для блога, – напомнила стоящая в первом ряду Октавия. – Мы можем выйти на связь с Землей сразу после собрания?
– Не сразу, мисс Климова, сначала мне нужно провести совещание.
– Я подожду.