Вернемся к моменту про сорок с лишним лет. Галя разбирает коробки. Вот-вот очередной день рождения. Младшая обязательно поздравит. Сестры дружат. Дружат ярко и отчасти нервно. Словно хотят добрать всю ту нежность, которой не было в детстве, юности.
Галя чихает от пыли. Наслаждается кофе. Лезет назад, и буквально ей на голову приземляется тяжеленный старый альбом. Хорошо, что по касательной. А не углом по темени или виску. Вышло нечто вроде весомой оплеухи, аж в ушах зазвенело.
Бам! Шлеп.
Альбом распростерся на полу.
Из него выпорхнули снимки. И самый первый – попавший на глаза – счастливая семья: мама, папа, Галя, крошечная Лена… Все рядом. Красивые и улыбаются. У мамы удивительная, чистая, как свежевыпавший снег, гладкая кожа. И модная в те времена стрижка под Мирей Матье. У папы мундир и майорская звезда. Лена мелкая, смешная, с вредным выражением капризной моськи. Два косых хвостика и длинные яркие глаза. Сама Галя – просто картинка. Смотрит на фотографа с уверенностью в том, что все хорошее впереди.
Галя завыла. Захлебнулась криком, который рванулся из живота, обдирая легкие, горло, рот. Упала на колени, продолжая рыдать. Ударилась лбом об пол. Зачем? Почему? За что?
Ответов на эти вопросы у нее никогда не было.
Маму давным-давно похоронили. В редкие ее визиты домой жизнь превращалась в ад. Кто жил вместе с опасными шизофрениками, поймет, в чем дело. Но разве она была виновата? Галя почти забыла, какой светлой и красивой была мама до того, как сошла с ума. Мамулечка. Болезнь исказила ее поведение, голос, черты лица, жесты. Галя, размазывая слезы, смотрела в родные глаза.
МАМА.
Мама, прости, пожалуйста. Прости, что в последние годы твоих мучений я видела животное, а не страдающего человека.
Что ненавидела и стыдилась. Что была рада, когда снова забирали в клинику… Что… Что… что… и еще…
ПРОСТИ.
Мамочка моя.
Галя скрючилась на полу с фотографией в руках. Слева от нее маленькой на снимке был папа. Тот, кого она презирала и не хотела видеть больше двадцати лет. Он продал их квартиру в Чите. Переехал в другой город. Где-то затерялся с новой семьей. А Галя и Лена бились за копейку. Жили со стариками в развалюхе без водопровода и туалета. Потом дедушка с бабушкой долго болели… Стоп. Хватит.
Царствие им Небесное.
Стоп.
Галя снова посмотрела в глаза отца. И поняла, что струсил. Что было больно и страшно. Что не справился с бедой, сдался.
Но…
Заслужил ли ненависть? Много нас таких, кого горе ломает пополам. Меньше тех, кто справляется вопреки всему. Отец не сумел. Сбежал с поля боя. Бросил одну дочь, потом другую.
Что с ним? Где он теперь?
Галя высморкалась, взяла телефон. И позвонила знакомому гаишнику. Полковнику, не хухры-мухры.
– Слав. У меня довольно редкая фамилия, знаю, что ты в курсе. Хватит ржать. А сам-то! Перец. Не Кузнецов или Иванов. Я хочу найти отца. У него стопудово есть права. Ф.И.О. и даты рождения хватит?
Слава перезвонил через час. Галя успела победить антресоли. Вернее, сделать вид, что победила. Половину хлама она выбросила. Половину затолкала обратно.
– Что значит, есть ли у меня ручка? Что записывать? Домашний телефон и код города…
???
И что с этим делать теперь? Трясущимися руками стала набирать цифры незнакомого номера. Ответили не сразу. Мужской голос, смутно знакомый, далекий, сказал…
Не «алло», а так, как всегда говорила сама Галя, удивляя многих знакомых.
– Слушаю вас.
Галя прокашлялась и выдавила из себя:
– Здравствуй, папа.
Он молчал почти минуту. Потом переспросил:
– Дочь? Ты?
Она снова залилась слезами, рыдая в трубку, что да. Это она. Его старшая. Он выслушал, не перебивая, и ответил.
– Прости меня. Прости меня, пожалуйста. Я так перед тобой. Перед твоей мамой и Леной виноват…
Галя кашляла, икала, отплевывала сгустки вонючей слизи из горла, хрипела и разговаривала с отцом. Впервые за двадцать с хвостиком лет.
Она тоже просила прощения. И говорила, что простила. В разгар беседы в квартиру вошла с тренировки дочь. Изумленно застыла в дверях. Сцена та еще. Мама в обнимку с телефоном на полу. Держит фото и рыдает в три ручья…
Галя протянула дочери трубку.
– На. Это дедушка. Поговори с ним.
– Какой дедушка? – изумился потный растрепанный ребенок.
– Твой. Родной. Мой папа.
– А как его звать?
– Ты не помнишь мое отчество?
– Толя?
Дочь выразительно поиграла бровями. Но трубку взяла. И села на пол рядом с мамой. Выдернула у нее из руки фото. Сунула родительнице пачку бумажных салфеток, из кармана своей толстовки извлеченных.
– Привет. Деда Толя. Меня зовут Настя. И я, выходит, твоя внучка. Как дела?
Галя слушала их разговор. Он шел совсем по другому маршруту. Без обид, извинений, слез. Настя щебетала, отвечала на вопросы деда. Потом попрощалась. Повернулась к маме.
– Он повесил трубку. Заплакал. Сказал, мол, прости. И повесил трубку…
Галя обняла дочь. Притянула к себе, вдыхая до дрожи любимый запах шелковых волос.
– Ему трудно, детка. О чем вы говорили?
– Он рассказывал, что живет один. Развелся. Сын редко навещает, хотя они в одном доме. Но что сын хороший и он его любит. Что у него есть попугай. Мам, а что такое инсульт? Дед сказал, что у него было два инсульта. И он скоро помрет.
Галя вздохнула. С трудом, поскрипывая коленками, встала с пола. Объяснила дочери, что такое инсульт, с чем его едят, в чем главная опасность.
Пошли на кухню. Дитя после тренировки хотело не есть, а ЖРАТЬ. Так что они вовремя переместились поближе к кастрюлям, сковородкам. Настя жевала, задавала еще тысячу вопросов. Самых разных.
Дедушке они позвонили через неделю, потом через две. Общались пару месяцев…
Прежде чем узнать, что он умер. Когда трубку подняли и бросили чужие незнакомые люди.
Остался голос. И понимание, что успели вручить такое трудное, обжигающее «прости» друг другу.
Ушла ненависть, растаяло презрение.
Присмирела старая боль.
Проклюнулось травинкой сквозь бетон взлетной полосы желание на самом деле простить, не только на словах.
Много это или мало? Может быть, даже просто – САМОЕ ГЛАВНОЕ.
Тварь
Расскажу вам историю про Хмыря и его Тварь.
Она была необученной, тощей, странной, довольно крупной при этом. Слонялась следом за хозяином. Сидела, когда он попрошайничал у продуктового магазина с дурацким названием «Прощальный». Нравится? Подходящее слово? Особенно если учитывать, что с одной стороны – через дорогу автовокзал. Так что вроде бы смысл понятен. Но с другой – за лесом – кладбище. Конфеты, чтобы на праздник положить на могилу, водку – выпить за помин – тоже берут здесь. На окраине города. В «Прощальном».