Вожди СССР - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Млечин cтр.№ 56

Избранный вторым секретарем Московского горкома Николай Григорьевич Егорычев вспоминал:

«Первое поручение, которое я получил, — заняться идеологией, хотя я был далек от этих вопросов. Пробным шагом в этой области был мой поход на выставку шестнадцати молодых художников на Беговой улице. Я должен был решать: открывать или не открывать эту выставку, так как на ней было представлено много модернистских работ.

Я осмотрел выставку, побеседовал со многими художниками. Они смотрели на меня настороженно, у всех в глазах вопрос: “Ну как? Откроют?” Меня это даже удивило. Я сказал:

— Открывайте, конечно. Кому это нравится — пусть посмотрят.

Во всяком случае, как я полагал, нашей идеологии это никак не навредит».

Осенью 1962 года в Центральном выставочном зале организовали показ работ, посвященный тридцатилетию Московской организации Союза художников. В Манеже долгое время располагался правительственный гараж. Только в конце пятидесятых уговорили Никиту Сергеевича передать Манеж художникам.

«В конце ноября, — вспоминал Егорычев, — я ознакомился с выставкой, организованной в Центральном выставочном зале. Действовала она уже около месяца и вызвала большой интерес москвичей и гостей столицы. За это время ее посетили более ста тысяч зрителей. Занявшая весь первый этаж Манежа выставка действительно оказалась очень интересной: показали все лучшее, что было создано за тридцать лет работы Московской организации Союза художников».

В Министерстве культуры подозрительно наблюдали за исканиями молодых живописцев. Приписывали это, как водится, тлетворному западному влиянию.

— В последние годы, — говорила министр Фурцева, — отмечается усиление влияния буржуазной идеологии на некоторую часть советских художников и скульпторов. В результате этого отдельные молодые художники стали работать в духе подражания формалистическим течениям буржуазного изобразительного искусства Запада.

Газета «Известия» попросила Илью Григорьевича Эренбурга написать о выставке в Манеже. «Известия» редактировал хрущевский зять Алексей Аджубей. Следовательно, разгром этой выставки заранее не замышлялся. Илья Григорьевич написал одобрительную статью и не мог понять, почему ее не печатают.

А дело было в том, что 20 ноября 1962 года возмущенные выставкой партийные художники написали жалобу в ЦК: «формалисты» зажимают реалистов! Секретарь ЦК Суслов доложил о письме Хрущеву.

29 ноября на президиуме ЦК Хрущев — с участием главного редактора «Известий» Аджубея, заведующего отделом культуры ЦК Дмитрия Алексеевича Поликарпова, главного редактора «Правды» Павла Алексеевича Сатюкова — разбирал письмо группы художников в ЦК. Влиятельные руководители Союза художников жаловались на засилье «формалистов», которые протаскивают «буржуазную идеологию в советское изобразительное искусство, растленно влияя на молодежь». Авторы письма недоумевали: почему «формалисты» нашли трибуну и в «Неделе», и в «Известиях»?

Обсуждение происходило через три недели после Карибского кризиса, когда едва не началась ядерная война между СССР и США, и Хрущев сорвался. Он хотел реваншироваться за неудачу. Так была воспринята эта драма мирового значения — как поражение Хрущева. На самом деле Никита Сергеевич многого добился. Президент США Джон Кеннеди обещал не нападать на Кубу и убрать из Турции ракеты «Юпитер». Это была победа Хрущева, но об этом знали только посвященные. В обмен Хрущев обещал забрать с Кубы ракеты. И весь мир увидел, как советские корабли разворачиваются и уходят. Это было зримое свидетельство поражения.

Карибский кризис подточил власть Никиты Сергеевича. Товарищи по партийному руководству видели, как он признал свою ошибку и пошел на попятный. Советские военные были крайне недовольны тем, что им пришлось отступить, считали это унижением и полагали, что Хрущев просто струсил.

Теперь Никита Сергеевич демонстрировал идеологическую непреклонность. 1 декабря он отправился смотреть выставку работ столичных живописцев. Вошел в Манеж со словами:

— Где тут у вас праведники, где грешники?

Сопровождали его члены президиума ЦК Михаил Андреевич Суслов и Дмитрий Степанович Полянский, секретарь ЦК Александр Николаевич Шелепин, первый секретарь Московского горкома Николай Григорьевич Егорычев, министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева и новый секретарь ЦК комсомола Сергей Павлович Павлов. Кивнув в их сторону, Хрущев сказал художникам:

— Вот они говорят, что у вас мазня. Я еще не видел, но думаю, что они правы.

«У меня вызвало некоторое удивление, — рассказывал Егорычев, — когда я не увидел в этой представительной группе Л. Ф. Ильичева, секретаря ЦК по идеологии… После того как осмотрели работы на первом этаже, Хрущева — неожиданно для меня — повели на второй этаж. Я недоуменно спрашиваю: “Куда всех ведут?”

Как потом выяснилось, “отсутствующий” Ильичев за ночь (!) до посещения выставки руководителями ЦК распорядился собрать по квартирам работы молодых абстракционистов и следил за их размещением на втором этаже вне выставки МОСХ. Он и авторов пригласил. Те вначале были очень довольны, что их работы хотят показать. Но оказалось, что кому-то очень хотелось столкнуть их с Н. С. Хрущевым. Провокация удалась. Хрущев, как только увидел эти работы, стал кричать».

На первом этаже висели работы знаменитых художников двадцатых годов, но человеку, не подготовленному к восприятию современной живописи, с эстетической глухотой, картины казались странными и нелепыми. Хрущев был скор на приговор:

— Нашему народу такое не нужно!

Взвинченный и раздраженный, Никита Сергеевич поднялся на второй этаж, где выставлялись молодые живописцы, которые вскоре станут известными всему миру.

— Что это за безобразие, что за уроды? Где автор? — ругался Хрущев. — Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует.

«Когда Хрущев подошел к моей последней работе, — вспоминал художник Борис Иосифович Жутовский, — к автопортрету, он уже куражился:

— Посмотри лучше, какой автопортрет Лактионов нарисовал. Если взять картон, вырезать в нем дырку и приложить к портрету Лактионова, что видно? Видать лицо. А эту же дырку приложить к твоему портрету, что будет? Женщины должны меня простить — жопа.

И вся его свита мило улыбнулась».

Хрущева несло, туалетная тематика захватила его воображение. Скульптору Эрнсту Иосифовичу Неизвестному (который со временем поставит памятник на могиле Никиты Сергеевича) первый секретарь ЦК говорил:

— Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет… Вот что такое ваше искусство. И вот ваша позиция, товарищ Неизвестный, вы в стульчаке сидите.

Хрущев настойчиво интересовался социальным происхождением художников. Неужели ему мнилось, что это дети помещиков и купцов? Но молодые художники, чьи работы он не понимал, происходили из простых семей и к тому же прошли через войну — кто рядовым, кто младшим офицером.