Из-за анатомических особенностей ноги у него болели, поэтому Сталин не любил новой обуви, предпочитал разношенную. В управлении охраны представляли себе, как разгневается вождь, не обнаружив на ближней даче в Волынском привычной обуви. Но выход нашли. Даже в разрушенной войной стране сталинская охрана ни в чем не знала стеснения.
Капитан Соловьев получил от коменданта государственной дачи № 1 города Сочи пакет с тапочками вождя и самолетом вылетел в Москву. Соловьев до конца жизни гордился точно исполненным важнейшим поручением: «Тапочки-путешественницы прилетели в Москву раньше их хозяина и оказались на традиционном месте у постели». Капитан прослужил в охране Сталина с 1943-го до самой его смерти в 1953 году.
У чекиста два пути
Постаревший Сталин вошел в прихожую ближней дачи. Сбросил шинель и по шерстяному ковру медленно направился к себе в кабинет. На сопровождавшем вождя начальнике личной охраны лица не было.
Сталин пребывал в страшном гневе:
— Вы возите меня по одному и тому же маршруту. Под пули возите!
Он захлопнул дверь перед носом начальника охраны. Тот остался один, потоптался несколько минут, прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Понял, что иных распоряжений не последует. И обреченно ушел.
Вечером появились обычные гости — Георгий Максимилианович Маленков и Лаврентий Павлович Берия, с ними первый заместитель главы правительства Николай Александрович Булганин и секретарь ЦК и хозяин Москвы Никита Сергеевич Хрущев.
Когда каждый из них подъезжал к деревянным воротам, сидевший рядом с водителем офицер личной охраны приоткрывал дверцу машины, чтобы его можно было увидеть, и называл фамилию — свою, а не члена президиума ЦК, которого сопровождал.
Старший наряда охраны дачи, в свою очередь, выходил из калитки, чтобы взглянуть на пассажира. В ярком свете прожекторов лицо сидящего в машине было хорошо видно. Тем более что офицеров, которые несли охрану ворот, о появлении гостей заранее предупреждал дежурный.
Хозяин с гостями поужинали. Сталин вновь возвратился к мысли о стариках и молодых:
— Старики должны понять, что если молодых не допускать до руководства, то это — гибель. Мы, большевики, тем и сильны, что смело идем на выдвижение молодых. Старики должны охотно уступать власть молодым.
Вдруг вспомнил Ленина. Поучающе заметил:
— Вот сегодня здесь произнесено много хвастливых речей. У наших вождей от успехов кружится голова, у них не хватает скромности. А мы должны помнить, что все мы птенцы по сравнению с гигантом Лениным. Ленин нас воспитывал, учил, таскал за уши и нас, замухрышек, вывел в люди. Ленин — это настоящий гигант, и мы все должны подражать нашему учителю Ленину… Я предлагаю выпить за великого человека — Ленина…
В дверях появился сотрудник охраны. Он хотел что-то сказать, но Сталин махнул ему рукой, поднялся со своего места и вышел в соседнюю комнату. Сотрудник охраны вытянулся и доложил:
— Вы вызывали главного редактора «Правды». Он приехал, ждет.
Сталин сделал жест рукой, который можно было истолковать как приглашение: пусть войдет. Когда редактор «Правды» Леонид Федорович Ильичев вошел, вождь в одиночестве прогуливался по кабинету. Он пребывал в прекрасном настроении. Заговорил, хитро улыбаясь в усы:
— Хочу порекомендовать вам одного молодого автора. Может, он, несмотря на свою молодость, заинтересует «Правду». А он, поверьте, просто гений. Вот он написал статью. Она мне понравилась. Сколько у нас молодых и талантливых авторов, а мы их не знаем! Кто-то должен изучать кадры, кто-то должен привлечь хороших талантливых людей. Когда я редактировал «Правду», мы искали молодых авторов.
Он взял со стола рукопись и протянул ее главному редактору центральной партийной газеты. Ильичев, выпускник Института красной профессуры, переведенный вождем из журнала «Большевик» в газету «Известия», а затем и в «Правду», старательно шевеля губами, быстро ее прочитал. Дойдя до последней страницы, увидел внизу знакомую подпись — Сталин.
Леонид Федорович с воодушевлением на лице поднялся:
— Товарищ Сталин, мы немедленно останавливаем печать газеты, сейчас наберем и заверстаем эту замечательную статью в завтрашний номер.
Вождь сам радовался тому, как он ловко разыграл главного правдиста.
— Ну что, удивил? — довольно спросил он.
— Удивили, товарищ Сталин, — охотно подтвердил Ильичев.
— Талантливый молодой человек?
— Талантливый, — со всем пылом согласился Ильичев.
— Ну что же, печатайте, коли так считаете, — великодушно разрешил вождь. — Пришлите мне верстку, я по старой памяти сам ее вычитаю и выправлю.
Главный редактор «Правды», пятясь, покинул сталинский кабинет.
Оставшись один, Сталин подошел к окну, всматриваясь через стекло: нет ли на земле следов, не подходил ли кто-то чужой к дому? Он запретил сгребать снег — на снегу скорее разглядишь следы. Все ветки на расстоянии полутора метров от земли спилили, чтобы просматривалась вся территория парка. Сталин смертельно боялся покушений. Терзаемый страхом, ночь проводил, просматривая поступавшие к нему бумаги.
Плохо быть одному.
А он один с тех пор, как застрелилась Надежда. Одна пуля из «вальтера», и жизнь переломилась.
Когда-то давно он предложил выпить за Надю и горько добавил:
— Как она могла застрелиться?
Кто-то из родственниц осуждающе заметил:
— Как она могла оставить двух детей!
Сталин прервал ее:
— Что дети! Они ее забыли через несколько дней, а меня она искалечила на всю жизнь.
Хотя вождь и должен быть одиноким.
Великим и непостижимым.
И женщине не место рядом с ним.
Люди должны считать, что он думает только о государстве.
Старшая сестра Надежды, Анна Сергеевна Аллилуева, после войны вдруг взяла и написала воспоминания. Кто ее просил? О себе решила напомнить? Думала сделать ему приятное? Дура. Для всех советских людей он бог, а свояченица позволила себе описать, каков он в жизни.
Пришлось посадить.
Велел дать пять лет.
Потом распорядился увеличить до десяти.
Зачем нам прибыль
По его заданию советские экономисты трудились над текстом нового учебника — «Политическая экономия». Авторов Сталин подбирал сам.
Будущий секретарь ЦК и министр иностранных дел Дмитрий Трофимович Шепилов рассказывал, как в воскресенье вечером с женой отправился в Театр оперетты. Он обожал музыку, мальчиком пел в церковном хоре, помнил наизусть десяток опер, около сотни романсов.
Его нашли в зрительном зале: