После маневров советская делегация задержалась, чтобы принять участие в праздновании сорокалетия Словацкого национального восстания. Советских гостей повезли в горы, прием устроили на открытой террасе. Погода была плохая. Устинов сильно простудился. Возможно, заразился от кого-то вирусной инфекцией, которую вначале приняли за обычный грипп. Военачальники братских армий, как это было принято, крепко обнимались и жарко целовались. Тот же недуг поразил и министра обороны Чехословакии генерала Мартина Дзура…
Вернувшись с маневров, Устинов почувствовал недомогание, у него началась лихорадка, очаг инфекции возник в легких.
Министру обороны предстояло провести большое совещание: подводились итоги боевой и политической подготовки Вооруженных сил СССР в 1984 году и ставились задачи на будущий год. Собрали все руководство вооруженных сил страны — военных округов, групп войск, армий, корпусов. Присутствовал центральный аппарат Министерства обороны и Генерального штаба, а также представители ЦК КПСС, Совета министров, военно-промышленного комплекса, Министерства иностранных дел и Комитета госбезопасности.
А чувствовал себя министр очень плохо.
«Все присутствующие обратили внимание на состояние Дмитрия Федоровича, — рассказывал заместитель начальника Главного политического управления генерал-полковник Борис Павлович Уткин. — Он был менее энергичен, чем прежде, плохо выглядел. Отнесли это к озабоченности предстоящим совещанием. Между тем объяснялось это другим — болезнью».
На другой день Устинов должен был произнести большую речь. Министру советовали выступить коротко, а основной доклад поручить первому заму — маршалу Сергею Леонидовичу Соколову. Устинов не соглашался. Начальник Центрального военно-медицинского управления Федор Иванович Коротков распорядился сделать ему какие-то уколы. И он вышел на трибуну.
Минут тридцать Устинов говорил нормально. За его спиной офицер Генштаба по ходу доклада демонстрировал те или иные таблицы, карты, схемы. А потом Устинов побледнел, стал ошибаться, как-то странно запинаться. Все поняли: с министром что-то неладное. Казалось, он сейчас упадет. Его помощник генерал Игорь Вячеславович Илларионов — к президиуму:
— Не видите, что ли? Он сейчас свалится.
Когда Устинов опять запнулся, Соколов подошел к министру:
— Дмитрий Федорович, пора нам перерыв сделать.
Устинов пытался еще что-то говорить, но помощник взял его под руку и помог сесть. После двадцатиминутного перерыва на трибуну поднялся маршал Соколов:
— Министр обороны поручил мне дочитать его доклад.
Вызвали врачей. Чазов забрал Дмитрия Федоровича к себе в Центральную клиническую больницу, откуда тот уже не выйдет. Хотя поначалу ничто не предвещало трагического исхода.
Устинов был заводным и веселым человеком, отличался таким жизнелюбием, что его трудно было выбить из колеи. Обладал фантастической работоспособностью и, казалось, отменным здоровьем. Однако он перенес болезнь и смерть жены, что сильно на него подействовало. Болел сам, и серьезно: две операции по поводу злокачественной опухоли, инфаркт миокарда, урологическую операцию. Он продолжал работать в прежнем бешеном темпе, не давая пощады ни себе, ни другим. Надорвался, и страна надорвалась вместе с ним.
Из больницы он позвонил своему первому заместителю в Министерстве обороны маршалу Василию Ивановичу Петрову. Голос был слабый, и Петров не сразу понял, кто с ним говорит.
Устинов огорченно произнес:
— Вы меня не узнаёте.
Вот теперь маршал сообразил, что звонит министр:
— Петров, слушаю вас.
— Я должен был лететь во Вьетнам на празднование сорокалетия их армии, — сказал Устинов, — врачи не разрешают. С моей группой летите вы! Вопрос согласован с Ле Зуаном и Константином Устиновичем Черненко.
— Я постараюсь с честью эту задачу выполнить, срыва не будет, — обещал маршал Петров и поинтересовался: — Как у вас дела, Дмитрий Федорович?
— Воспалились легкие, но эту болезнь я преодолею, — ответил тот тихо.
«Перед заседанием политбюро, — записал в дневнике председатель Совета министров России Виталий Воротников, — Черненко информировал, что Устинов несколько дней в больнице. Наступило резкое ухудшение. (А я не знал, что с ним. Рак? Неизвестно.) Все посочувствовали — надо надеяться. Состояние здоровья, особенно руководителей страны, тайна за семью печатями, никакой информации не получишь. Каждый имел в поликлинике определенный код (номер истории болезни). Под этот код шли все процедуры, лекарства. Кто и когда завел такой порядок?»
Устинова положили на третьем этаже в Центральной клинической больнице, где в люксе на четвертом этаже обосновался тяжело больной генеральный секретарь. Черненко периодически укладывался на больничную койку. Немного подлечат, он выйдет.
Огорченный Константин Устинович пошел навестить Дмитрия Федоровича: что же он там расхворался? Устинов, лежа на больничной койке, утешал генсека:
— Держись, Костя! Ну, ты давай, не поддавайся. Ничего, все пройдет, все нормально. Твоя болезнь обязательно отступит. Нам не пристало сдаваться…
— Ты-то как сам?
— Я пробуду дня три-четыре, оклемаюсь — и на службу, хватит тут лежать. Работы невпроворот, дел уйма.
А через четыре дня его не стало.
Лечение не давало эффекта. Несмотря на проводимую терапию, у Дмитрия Федоровича шел инфекционный процесс вирусного происхождения. Начала увеличиваться аневризма аорты, что грозило разрывом сосуда и мгновенной смертью. Устинова пришлось оперировать. Операция протекала тяжело — массированное кровотечение. Обычное переливание крови не помогало, прибегли к прямому переливанию. Подошла кровь присутствовавшего в операционной анестезиолога, его сразу положили на стол.
Несмотря на усилия медицины, Устинов 20 декабря 1984 года погиб от нарастающей интоксикации. Заболевший одновременно с ним министр национальной обороны Чехословакии генерал армии Мартин Дзур пережил его на три недели.
«Умер Устинов, — записал в дневнике заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС Анатолий Сергеевич Черняев. — Хоронят обыденно. Видно, не хотят «“ акцентировать”».
На похороны Черненко не пришел, хотя смерть Устинова была для него сильнейшим потрясением. Этот удар был сильнее, чем смерть Брежнева.
— Дмитрий Федорович, я от тебя этого не ожидал, — с горечью произнес он.
Но врачи запретили ему присутствовать на похоронах из-за сильного мороза.
Пока веселый, мажорный, заводной Устинов был рядом, Черненко еще бодрился. Потеряв надежного соратника, Константин Устинович совсем сник. Ему самому жить оставалось считаные недели.
Тайная дипломатия Громыко
9 января 1985 года на политбюро рассматривался вопрос об участии в совещании политического консультативного комитета Организации Варшавского договора в Софии. Черненко предоставил слово академику Чазову. Тот сказал: