«Арестованная в сентябре 1912 года, Инесса сидела по чужому паспорту в очень трудных условиях, порядком подорвавших ее здоровье, — у нее были признаки туберкулеза, но энергии у ней не убавилось, с еще большей страстностью относилась она ко всем вопросам партийной жизни. Ужасно рады были мы все ее приезду…
В ней много было какой-то жизнерадостности и горячности. Уютнее, веселее становилось, когда приходила Инесса».
Потеряв любимого человека, Арманд была открыта для новой любви. Страстная и опытная, она открыла Ленину новый для него мир наслаждений. Это оказалось почти так же увлекательно, как заниматься революцией. Крупская, как водится, узнала об их страсти последней:
«Мы с Ильичом и Инессой много ходили гулять. Зиновьев и Каменев прозвали нас “партией прогулистов”. Инесса была хорошим музыкантом, сагитировала сходить всех на концерты Бетховена, сама очень хорошо играла Бетховена. Ильич особенно любил “Патетическую сонату”, просил ее постоянно играть — он любил музыку… К Инессе очень привязалась моя мать, к которой Инесса заходила часто поговорить, посидеть с ней, покурить».
Теща Ленина первая все поняла. Надежда Константиновна Крупская несколько раз порывалась уехать, но Ленин ее удерживал. Надежда Константиновна осталась, но спать вновь уходила в комнату матери.
Крупская на фоне Арманд ужасно проигрывала. Она уже утратила женскую привлекательность, располнела и подурнела. Глаза у нее были навыкате, ее зло называли селедкой. Крупская страдала базедовой болезнью. В медицинских книжках того времени писали:
«Симптомы: сильное сердцебиение, повышенная возбудимость, потливость, опухание щитовидной железы (то есть появление зоба) и выпячивание глазных яблок. Причина — паралитическое состояние сосудодвигательных нервов головы и шеи. Лечение ограничивается укрепляющей диетой, железом, хинином, переменой климата и применением гальванизации симпатического шейного сплетения».
Оным лечением Крупскую и пользовали.
Надежда Константиновна писала свекрови в мае 1913 года:
«Я на инвалидном положении и очень быстро устаю. Ходила я электризоваться целый месяц, шея не сделалась меньше, но глаза стали нормальнее, и сердце меньше бьется. Тут в клиниках нервных болезней лечение ничего не стоит, а доктора очень внимательны».
Ленин сообщал товарищу по эмиграции Григорию Львовичу Шкловскому, с которым очень сблизился:
«Приехали в деревню около Закопане для лечения Надежды Константиновны горным воздухом от базедовой болезни… Болезнь же на нервной почве. Лечили три недели электричеством. Успех равняется нолю. Все по-прежнему: и пученье глаз, и вздутие шеи, и сердцебиение, все симптомы базедовой болезни».
Лечили ее неправильно. Не знали тогда, что базедова болезнь — одно из самых распространенных эндокринологических заболеваний и заключается в усилении функции щитовидной железы. Сейчас бы ей помогли, а тогда жена Ленина фактически осталась без медицинской помощи. Базедова болезнь сказалась и на характере, и на внешности Надежды Константиновны: несоразмерно толстая шея, выпученные глаза плюс суетливость, раздражительность, плаксивость.
Ленин писал Григорию Шкловскому:
«Еще одна просьба личная: очень просил бы Вас постараться не посылать Наде больше никаких бумажек по делу Мохова, ибо ей это треплет нервы, а нервы плохи, базедова болезнь опять возвращается. И мне по этому пункту не пишите ничего (чтобы Надя не знала, что я Вам писал, а то она волноваться будет)…»
Но чего не было, того не было: ни страсти, ни любви. Все это он нашел в объятиях Инессы. Хотя были ли объятия или же отношения остались платоническими?.. Так или иначе Инесса Арманд стала настоящей и единственной любовью Ленина.
Но вот что важно. Ленин не оставил жену даже в разгар романа с Инессой Арманд. А ведь это были самые счастливые дни его недолгой жизни. И тем не менее этой любовью он пренебрег. Считал любовь делом преходящим, менее значимым, чем прочные дружеские отношения с Крупской?
Не имея детей, Крупская посвятила ему свою жизнь. Их объединяли общие идеалы, взаимное уважение. Нельзя сказать, что их брак был неудачным. Владимир Ильич ценил жену, сочувствовал ее страданиям.
Он понимал, как важны для него преданность и надежность Надежды Константиновны, хорошо и разносторонне образованной женщины. Она, не жалуясь, помогала ему во всем. Вела его обширную корреспонденцию. Шифровала и расшифровывала переписку с товарищами — дело муторное и трудоемкое. Шутили, что практичный Ленин женился на Надежде Константиновне ради ее каллиграфического почерка.
Надо отдать должное Надежде Константиновне. Они с Инессой не выясняли отношений из-за мужчины. Они даже дружили. Инессу, сексуально раскрепощенную женщину, вполне устроила бы и жизнь втроем. Фактически это Инесса и предлагала Ленину:
«Много было хорошего и в отношениях с Надеждой Константиновной. Она мне сказала, что я ей стала дорога и близка лишь недавно. А я ее полюбила почти с первого знакомства за ее мягкость и очарование».
Говорят, Крупская, узнав о романе, готова была уйти, дать ему развод, чтобы он был счастлив. Но Ленин сказал: останься. Оценил ее преданность? Не захотел бросить не очень здоровую жену после стольких лет брака? Заботился о своей репутации? Арманд смущала его свободой взглядов на интимную жизнь. Она считала, что женщина сама вправе выбирать себе партнера, а в этом смысле революционер Ленин был крайне старомоден…
В конце концов уехала Инесса. Ленин пытался с ней объясниться:
«Надеюсь, мы увидимся после съезда. Пожалуйста, привези, когда приедешь (то есть привези с собой) все наши письма (посылать их заказным сюда неудобно: заказное письмо может быть весьма легко вскрыто друзьями)…»
Ленин просил Инессу вернуть его письма, чтобы их уничтожить. С ней Владимир Ильич был очень откровенен:
«Как я ненавижу суетню, хлопотню, делишки и как я с ними неразрывно и навсегда связан! Это еще лишний признак того, что я обленился, устал и в дурном расположении духа. Вообще я люблю свою профессию, а теперь я часто ее почти ненавижу.
Если возможно, не сердись на меня. Я причинил тебе много боли, я это знаю…»
Роман с Инессой так или иначе тянулся лет пять, пока Ленин не прервал любовные отношения, оставив только деловые. И все равно нежные нотки постоянно прорывались:
«Дорогой друг!
Только что отправил Вам, так сказать, деловое письмо.
Но кроме делового письма захотелось мне сказать Вам несколько дружеских слов и крепко, крепко пожать руку. Вы пишете, что у Вас даже руки и ноги пухнут от холоду. Это, ей-ей, ужасно. У Вас ведь и без того руки всегда были зябки. Зачем же еще доводить до этого?..
Последние Ваши письма были так полны грусти и такие печальные думы вызывали во мне и так будили бешеные угрызения совести, что я никак не могу придти в себя…
О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз, приветствовать тебя и пожелать успехов».