- Мы не разбазариваем, мы приумножаем, - София тоже дерзко села на соседнее кресло.
- Приумножаете? – Зарунский слегка подался вперед. – Все эти мельницы, уродливые кони, прощенные долги – этим вы собираетесь приумножать богатства семьи? А кто вообще дал вам право, что-либо здесь приумножать? Вас оставили беречь, слышите, беречь и никуда не лезть!
- Беречь для кого? – холодно ответила София. – Для Кароля?
- Догадалась, - ухмыльнулся старик, - говорил я ему - нечего здесь крутиться… Но так даже лучше. Не смей ничего трогать: продавать, покупать, дарить, приглашать гостей и содержать за счет чужих денег, свою нищую семью. Ты здесь никто! Слышала?!
- Я мать детей Кароля, он вернется, и мы повенчаемся, - сама поражаясь своей уверенности, гордо выпрямила спину София.
- Что? – Зарунский громко расхохотался. - Повенчаетесь? Да кому ты нужна, распутная девка. Глупая курица, серьезно думаешь, что князь, внук господаря, женится на такой как ты?
- Он любит меня, - прошептала София.
- Да? А чего ж тогда он не посвятил тебя в свою тайну, зачем надо было перед тобой лежать выбеленным мелом и с дохлым котом в ногах, из большой любви? Мы потом долго смеялись.
- Вы лжете! – вскочила София и тут же почувствовала, что ее ведет. Впившиеся в ладони ногти не помогали, комната дико кружилась перед глазами.
- А зачем мне лгать? - пожал плечами ворон. - Да, Кароль очень вовремя заехал к вашему батюшке на ночлег. Нам нужна была такая недалекая дурочка. Появление хорошенькой вдовы позволило выиграть королевский суд и избежать передачи имения другим лицам. Игнац не вечен, он плохо выглядит, я думаю, ему не протянуть долго. Если там у Кароля ничего не сложится, - при слове «там» Зарунский показал большим пальцем куда-то за окно, - по смерти Игнаца он вернется в свои земли с новой женой.
- Он женат? - София вцепилась в подлокотник кресла.
- Пока нет, но я постараюсь найти ему порядочную, благонравную девицу из очень достойной семьи, и это будешь не ты. Наверное, хочешь спросить: «А что станется со мной?» Я тебе скажу: если поведешь себя тихо, то отправишься в дальний монастырь, замаливать грехи. И это лучший для тебя выход. А если попытаешься нас выдать или растратишь наши деньги, то станешь блудницей, подстилкой для солдатни. Семья от тебя отвернулась, за тебя некому заступиться, ты никому не нужна. Поняла? И не надейся, что успеешь выскочить замуж за Коломана и захапать Ивлицу. Я нашептал королю, что Коломан организовал побег королевы Стефании. Теперь Коломан Гринецкий заперт в своем замке, а у нас есть время.
Зарунский встал и, окатив побелевшую Софию ледяным взглядом, отправился к двери.
- А девочки, наши дочки? – сухими губами прошептала София.
- Байстрючки? Да кому они нужны, - махнул рукой Зарунский.
- Каролю нужны, он привез им погремушки, - произнесла молодая мать, сама понимая, как смешон этот аргумент.
- Ну, так пусть играют, - опять расхохотался старик.
Его злой смех еще долго звучал в длинном коридоре.
София стояла, глядя в распахнутое окно. Там молодая травка нежилась под ласковым солнышком, деревья стояли в зеленом тумане пробивавшихся молодых листочков, вершины гор щекотали животы пушистых облаков. Так спокойно и красиво. Яркий луч ударил в лицо, а потом все погрузилось во мрак. София потеряла сознание.
- Слава Богу, госпожа, вы очнулись! - над постелью склонились обеспокоенные знакомые лица: Любош, нервно мнущий шляпу в руках, охающая Боженка, испуганная Северинка, насупленный Юрась, вторая горничная Витка, кухарка и даже усатый конюх.
- Я вошел, а вы лежите, - тяжело вздохнул Любош, - головой должно ударились. Я послал в Ивлицу за лекарем.
- Не надо лекаря, - София медленно оторвала голову от подушки и села, - никого не нужно. Все ступайте, со мной все в порядке. Девочки где?
- Да вот они? – Северинка подняла на руки Людмилку.
- Идите, поиграйте.
- А может все же… - начал управляющий.
- Нет.
Все, оглядываясь на хозяйку, начали расходиться. Любош упрямо задержался в дверях.
- Послушайте старого слугу, - вернулся он к кровати, когда комната опустела, – чтобы ни сказал этот человек, не верьте ему. Все это ложь.
- Кароль жив? – устало спросила София.
- Да, но…
- И он не хочет меня видеть.
- Да, но я говорил ему, что он совершает ошибку, вы оба страдаете.
- Страдаю, - исправила его София. – Я ему не нужна.
- Это не так, госпожа, совсем не так!
- Зачем ты называешь меня госпожой? Разве ты не знаешь, что мы не венчаны, я всего лишь полюбовница, - София устало потерла виски. Одеяло, прикрывающее ноги, стало тяжелым, точно из камня.
- Так что же? – как можно беспечней пожал плечами Любош. – Разве мало в округе попов? Успеете повенчаться.
София лишь кисло хмыкнула. «Как теперь жить?» Собраться никак не получалось, она была раздавлена: «Меня больше нет!»
- Отдыхайте, госпожа. Все наладится, я пошлю за хозяином.
- Нет, не надо! Пусть все будет как прежде. И Юраське скажи, пусть тоже никого не посылает – я соколов трогать не стану.
- Каких соколов? Давайте, я все же за лекарем пошлю?
- Я просто посплю, мне надо поспать…
София тенью ходила по замку или часами сидела в своей комнате, она охладела ко всему и никого не хотела видеть. Напрасно Любош пытался вытянуть ее на стройку мельницы или в конюшни. Все было напрасно, молодая хозяйка махала одобрительно головой, но мыслями была далеко. Огонек былого задора потух. Оживлялась София только, когда возилась с детьми. С девчонками она по-прежнему улыбалась, шутила, нежно ворковала, кормила из серебряной ложечки кашкой. Огромный мир за стенами комнаты с райским гобеленом ее больше не интересовал.
- Угасает наша голубка, - слышалось старческое ворчание. – Вот так же господарька Надзея уходила, и пани Изабелла так же зачахла. Неласков замок к хозяйкам, силы из них вытягивает.
- Неужто и эту схороним? – подпевал голос кухарки. – Уж так жалко, такая бойкая, красивая была, а теперь страшно глянуть.
- Уж я молюсь за нее, так молюсь…
Голоса затихли. София подошла к большому зеркалу, на нее смотрела исхудавшая бледная женщина с впавшими щеками и синими кругами под глазами. «Хороша», - усмехнулась она себе.
Из распахнутого окна доносилось стрекотание кузнечиков и чириканье готовящихся ко сну воробьев. На землю медленно спускался вечер. София села на подоконник и стала вдыхать майскую прохладу. Вспомнился дом, девчонкой она любила вот так же устроиться у окна или забраться на башню, и часами сидеть, и мечтать. Теперь мечтать было не о чем. Все так далеко.