Шляхтичи вышли.
- Экая красотка! Понятно, почему он примкнул к мятежникам, надоело быть вдовцом, – долетело из коридора.
Девушка с управляющим остались вдвоем.
- Можно, я останусь с ним на ночь, - умоляюще попросила Софийка.
- Вы - хозяйка, отчего же спрашиваете? - смутился Любош, отводя добродушный взгляд от наполненных слезами огромных глаз юной госпожи. – Только пан просил, чтобы вы у тела его не сидели, мол, не хочу, чтобы она с мертвым провела больше времени чем с живым… Так он сказал.
- Хорошо, я не буду долго. Только дайте мне немного побыть с ним.
- Конечно, вот, можете присесть, - управляющий пододвинул скамеечку, застеленную пузатой подушкой. – Это, - Любош отчего-то тревожно обернулся на дверь, - это вам, - он протянул Софии свернутый лист, – письмо от хозяина.
В тонкой ручке девушки затрепетала бумага. Слезы вырвались на волю и потекли по щекам.
- Не надо так убиваться, все наладится, - буркнул управляющий и вышел, плотно притворив за собой дверь.
София осталась с Каролем наедине.
- Что наладится-то? Что у меня может теперь наладится? – она устало присела на мягкую скамью. Пальцы, так же подрагивая, развернули письмо.
Размашистые с острыми углами строки полетели перед глазами:
«Моя милая Софийка, я очень виноват пред тобой, я скрылся, как мерзавец вместо того, чтобы просить руки своей панночки. Я оказался трусом, а не благородным рыцарем и недостоин такого ангела, как ты. Бог наказал меня, теперь я изгой. Но на прощание хочу загладить свою вину, теперь ты здесь хозяйка, все твое. Знаю, ты сумеешь с умом распорядиться наследством. Король не сможет отобрать у тебя земли, ведь суда не было, а значит я невиновен. Да на мне и нет греха перед ним, но как легко Игнац поверил моим врагам, перечеркнул годы службы; по его приказу я убивал народ моей матери, готов был отказаться от семьи, и что? Все растоптано. Но ты будь счастлива, моя голубка. Не бойся, Зарунский не проговорится, но помни, ему нельзя доверять, он ведет свою игру. Если у тебя случатся неприятности, обращайся только к Любошу. Прошу тебя лишь об одном – побудь моей вдовой три года, это не большой срок, ты еще очень молода. Прощай, твой пан ящерка. Письмо сожги».
Сомнений не было, это писал Кароль, только он знал прозвище «пан ящерка». София встала и поднесла к одной из свечей вымоченную слезами бумагу, потом села на пол рядом с кроватью, обняв колени, как это делают маленькие дети, если их обидели или им страшно. Она смотрела на выплывающий из мрака огромный гобелен: пир в княжеском замке, гости в нарядных одеждах возносят кубки, стол ломится от яств, в центре огромное блюдо с зажаренным оленем, из золотистой туши торчат ветвистые рога. К горлу Софийки подступила тошнота, девушка с трудом подавила приступ. «Велю выкинуть эту мерзкую тряпку вон!»
- Послушай, Кароль, - сказала она свету трепещущей свечи, смотреть на бездыханное тело не хотелось, - я знаю ты меня слышишь… Не думай, что ты ушел всеми отвергнутый. Есть одна женщина, которая всю жизнь будет оплакивать тебя. Не веришь? Да у нас была всего одна ночь, да я плохо помню твое лицо. Знаешь, я сейчас боялась даже не узнать твое тело. Но твоя панночка любит тебя, и у нас будут дети. Правда Иванка сказала, что это девочки. Я бы хотела подарить тебе еще и сына, но девчонки ведь тоже хорошо, они вырастут и будут молиться за упокой души своего отца. Это важно, чтобы за тебя кто-то молился. Знаешь, я так злилась, когда узнала, что брюхата, наверное, тебе не раз икалось, а теперь я так рада, что мы зародили новую жизнь. Не представляю, как бы я справилась со всем одна, а так нас трое. А если я не смогу разродиться, всякое бывает, то попаду к тебе, тоже хорошо.
Ладан дурманил, глаза слипались.
- Что же вы, госпожа, на холодном полу сидите? Негоже это! – в залу вошли Любош и совсем древняя старуха.
- Вставайте, вставайте, - управляющий легонько потянул Софию за рукав.
- Пойдемте, хозяюшка, я уж постельку поселила, - мягким голосом проговорила старуха.
- Но я хотела… - София беспомощно оглянулась на покойного.
- Все сделаем как надо. Читать над ним сейчас сюда придут, а вы уж отдохните. А я – Боженка, нянюшка хозяина, вот такого его маленького ходила. И за вашими детками, коли б Бог дал, приглядывала бы, силы еще есть.
- Бог дал, - тихо вымолвила София, давая себя увести.
- Вот уж радость, так радость. Я еще крепкая, не смотрите на морщины, нянчить первенца вашего стану, песни колыбельные петь, я много песен знаю, и ладские выучила, господарька Надзея своему сыночку все пела. Коли хозяюшке охота будет послушать, так и такие могу спеть…
Старуха ворковала и ворковала, заговаривая горе, придавливая его камешками-словесами, уводя Софию все дальше и дальше по залитому светом свечей переходу.
- Отчего неразумно дорогие свечи тратите? – невольно спросила новая хозяйка.
- Хозяин перед смертью приказал везде разжечь, чтобы вам, как приедете, не так тоскливо было.
София опять разрыдалась.
- Вот уж нельзя так брюхатой убиваться. Соберитесь, госпожа, послушайте бабку Боженку, надо быть сильной.
- Я буду, немного поплачу и буду, - убеждала саму себя София.
3
Боженка привела новую хозяйку в небольшую, но богато обставленную комнатку. Сразу было видно, что бывшая обитательница покоев – женщина: гобелены убраны россыпью ярких цветов и пестрых райских птичек; спинка кровати тоже была украшена резьбой гирлянд полураспустившихся лилий; над кроватью мягкими складками свисал пурпурный балдахин. Нога провалилась в высокий ворс восточного ковра.
- Чья это комната? – сразу испугалась Софийка.
- Пани Изабеллы, покойной жены хозяина, - прокряхтела старуха.
- Я здесь не лягу, - девушка кинулась обратно к двери.
«Нельзя любовнице на ложе жены, грешно!»
- Ах, госпожа, чего же вы переполошились? Да она померла уж давным-давно.
- Я здесь жить не стану, мне в другом месте постели, - София прижимала к груди мешочек с травами, единственную родную вещь в этом чужом непонятном мире.
- Ну, хотя бы на одну ночку, госпожа, - Боженка жалобно заглянула хозяйке в глаза, - в других комнатах не топлено, пока прогреется, озябнете совсем, а вы вон еле на ногах стоите. Ничего от одной ночки не случится, вон и ларец ваш, пан Любош велел сюда принести.
Старуха указала на скромно стоящий в уголке сундук Софии.
- Хорошо, - дала себя уговорить девушка, - но только на одну ночь. Вели, пусть воды принесут с дороги помыться.
- Конечно, и откушать?
- Нет, я не голодна.
- Это зря, вам поесть нужно, я всего один пирожок принесу и крыночку с молоком, так – самую малость.