Безмолвные - читать онлайн книгу. Автор: Дилан Фэрроу cтр.№ 8

В животе у меня что-то тошнотворно сжимается, но я продолжаю:

– Простите, но я должна попросить вас об одолжении.

– Одолжение? – он говорит с нарочитой медлительностью, как будто не уверен, что я понимаю, о чем прошу.

«Помогите мне», – хочу я сказать. Но по выражению его лица становится до боли ясно: я – ничто. Как глупо было думать, что возвышающийся передо мной бард снизойдет, чтобы помочь такой жалкой крестьянке, как я. Что ему будет не все равно.

Я думаю о дедушке Куинне, которого затащили в тень ратуши, о жале лезвия, когда оно прижалось к его языку. Если я больна – будь я проклята, – я должна это исправить. Пока еще кто-нибудь не пострадал. Это правильный поступок.

– Думаю я… Думаю, что я проклята болезнью, – шепчу я, – я смиренно прошу вашего благословения на исцеление.

Выражение лица барда остается неизменным, когда его взгляд опускается туда, где мой кулак все еще сжимает подол его пальто. Я быстро отпускаю его.

К моему удивлению, он спешивается с раздраженным вздохом. Отвернувшись от лошади, он тянется ко мне и берет мою ладонь в свои руки, затянутые в перчатки. Он поворачивает мое запястье, оттягивает рукав и начинает изучать мою кожу. Ищет пятно? Я удивляюсь. Зубами он срывает свою перчатку и засовывает ее в карман пальто. Его пальцы нежно прижимаются к моей коже. Его тепло удивляет меня. Я судорожно сглатываю.

– И почему же конкретно, – тихо спрашивает он, впиваясь взглядом в мою ладонь, – ты думаешь, что проклята Смертью Индиго? Ты делилась запрещенными историями? Или у тебя есть чернила?

– Нет, сэр, – мое сердце колотится быстрее, чем я думала. Интересно, чувствует ли он пульс на моем запястье? – Но мой брат… – я резко останавливаюсь, когда из-за угла раздается голос.

– Равод! – Я могу только наблюдать, разинув рот, как из-за угла появляются два барда и направляются к своему спутнику. Бард отпускает мою руку и делает шаг назад. Мне требуется несколько долгих секунд, чтобы понять, Равод – это имя красивого темноволосого барда. – Я должен был догадаться, что вы отправились на поиски какой-нибудь девицы, с которой можно было бы поболтать.

Говоривший снимает капюшон и оказывается чуть старше Равода, с копной ярко-рыжих волос и щетиной на белых щеках. У него обветренный вид, как у некоторых пастухов, которые ходят по земле со своими стадами – этот бард, вероятно, видел всю Монтану. Это он обращался к толпе.

Третий бард не снимает капюшона. Но когда он приближается, я задыхаюсь.

Этот бард вовсе не он, а она. Молодая женщина, возможно, всего на несколько лет старше меня, с темной кожей и волосами. Невероятно бледные, янтарные глаза светятся под тенью капюшона.

Я никогда раньше не слышала о женщинах-бардах, не говоря уже о том, чтобы встретить одну из них. Говорят, что женщины редко обладают даром, и еще реже способны контролировать его. Она должна быть особенно могущественной. Но прежде чем я успеваю понять, что это значит – благоговейный трепет и смятение перед этим, – ее рука предупреждающе тянется к поясу, где поблескивает нож.

Равод наклоняется ко мне.

– Не приходи к нам больше, – шепчет он.

Мои мысли путаются от его близости. Он гораздо привлекательнее любого юноши в Астре. «Включая Мадса», – виновато думаю я. Он смотрит мне прямо в глаза, и я улавливаю слабый запах кедра на его униформе.

– Но…

– Я сказал, иди, – шипит он, прежде чем одним быстрым движением снова вскочить на лошадь. Лошадь встает на дыбы, и я в растерянности отшатываюсь, понимая, что лучше не испытывать судьбу. Три барда обмениваются несколькими словами, а потом поворачиваются ко мне спиной и галопом скачут прочь. Я оглядываюсь вокруг, моргая, ошеломленная и переполненная эмоциями. Они ушли. Место, где стоял Равод, опустело, как будто его никогда и не было.

Даже дождь прекратился. Благословение, дарованное бардами, ушло вместе с ними, оставив меня одну без ответов, без малейшего доказательства, что мои усилия не были напрасны, что барды вообще появлялись в Астре, за исключением мокрой одежды, прилипшей к коже.

Ма сидит за прялкой, спиной ко мне, ее руки ловко перебирают волокна пряжи, с которой она работает, пока я готовлю ужин. В любую другую ночь это создавало бы уют. Звуки вращающегося колеса, равномерный стук ножа о разделочную доску и ветер, бьющийся о стены дома, сливались обычно в естественный ритм. Но в этот вечер прялка скрипит слишком громко. А молчание Ма кричит еще громче.

Она знает, куда я ходила сегодня? Сообщил ли ей кто-нибудь из жителей деревни? Может, это лишь мое воображение?

Может, это все дождь. Теперь, когда он закончился, мы не знаем, когда он пойдет снова, да и пойдет ли вообще. Многие в городе, вероятно, задаются тем же вопросом.

С годами я поняла, что молчание мамы говорит на своем собственном языке. Я вздрагиваю, надеясь, что семья дедушки Куинна научится понимать это со временем. Но сегодня тело моей матери пытается выразить что-то, что я не могу расшифровать. Тяжесть в ее плечах и волнение в том, как она постукивает по педали. Сегодня вечером ее длинные пальцы соскользнули трижды. Они никогда не соскальзывали прежде.

Я беспокоюсь, не чувствует ли она тоже, что со мной что-то происходит.

Время проходит в напряженном, прерывистом молчании: скрип колеса, шуршание салата и ветер на деревянных стенах нашего дома. Тишина заставляет мои мысли возвращаться к бардам. К Высшему совету. Равод – его темные волосы, мягкость, с которой он говорил со своей лошадью, и то, как резко он изменился, заставив меня уйти. Смятение переполняет меня, разбавленное лишь гневом – барды призваны защищать нас. Он должен был помочь мне.

Сколько бы раз я ни напоминала себе не думать, я продолжаю гадать, ждет ли меня ответ, где-нибудь далеко отсюда. Может, мне не суждено остаться в этом доме. Нет, если из-за меня болезнь может вернуться в нашу деревню. Или если я собираюсь закончить, как дедушка Куинн.

Я оглядываюсь, и сгорбленная спина мамы напоминает мне, что она не сможет управлять фермой самостоятельно. Нам достаточно тяжело и вдвоем.

Возвращайся к работе, Шай. Я беру нарезанную морковь и несу ее к большому черному котлу, кипящему на огне. Отработанным движением я кидаю ее внутрь и стараюсь не забрызгать себя кипящим бульоном. По крайней мере, я могу приготовить приличное рагу.

Занимаясь готовкой, я посматриваю на Ма, ее внимание полностью сосредоточено на прядении. От этого зрелища мое сердце еще сильнее сжимается. Я пробую тушеное мясо, чтобы проверить, готово ли оно. Мягкое и водянистое, как обычно.

Я опускаюсь на корточки, чтобы заглянуть в один из нижних шкафов, и прячу лицо, смахивая слезы, пока ищу соляной мешок, который почти пуст. Большего мы себе позволить не можем. Если мы истратим все, на следующую зиму нам придется обходиться без вяленого мяса; не будет соли, чтобы сохранить его.