Одолей меня - читать онлайн книгу. Автор: Тахира Мафи cтр.№ 33

– Как тебе удалось выжить?

Андерсон выдавливает из себя улыбку. Она получается кривой. Безумной.

– Знаешь, в чем твоя потрясающая особенность, Касл? – Он произносит имя Касла как насмешку. Пытается вдохнуть. – Ты абсолютно предсказуемый. Тебе нравится подбирать бездомных. Ты любишь слезливые истории со счастливым концом. – Вдруг Андерсон резко, громко выдыхает; похоже, Касл придавил его посильнее. Когда ему удается набрать в легкие воздуха, он продолжает: – Ты дурачок. Так легко веришь всем и каждому. – Еще один резкий болезненный вздох.

– Как ты думаешь, кто меня сюда вызвал? – Андерсон все еще пытается говорить. – Как думаешь, кто меня информировал обо всем… – Еще напряженный вдох, – что вы тут обсуждали?

Я застываю.

Ужасная боль наполняет мне грудь.

Мы все как один оборачиваемся к Назире. Она стоит в стороне от всех – воплощение спокойствия и энергичности. Ее лицо бесстрастно. На меня она смотрит как на стену.

Кружится голова, наверное, грохнусь в обморок.

Напрасная надежда.

Хотя… Хотя что-то мне помогает. Комната полна необычно сильных людей, однако сейчас, на какое-то мгновение, какой-то миг, от шока все застыли. Чувствую укол в шею прежде, чем его осознаю. У меня есть лишь несколько секунд оглядеть комнату, увидеть ужас на лицах друзей… И я в обмороке.

Я сижу у себя в кабинете, слушаю старые записи, как вдруг раздается звонок. Я встревожился, наверное Лена, будет умолять вернуться к ней. Моя антипатия превращается в ненависть, едва я слышу голос в трубке. Отец. Велит мне спуститься к нему.

От одного только звука его голоса меня наполняет чувство столь яростное, что требуется время взять себя в руки.

Два года.

За два года я стал чудовищем, как того и хотел мой отец. Я смотрюсь в зеркало и так себе противен! Никогда прежде я не испытывал к себе столь сильного отвращения. Каждое утро я просыпаюсь с желанием умереть. Покончить с этой жизнью, с этим существованием.

Он знал, когда предлагал мне сделку, знал, чего он попросит от меня взамен. А я нет. Мне было шестнадцать, я был юным и доверчивым, и он воспользовался моей наивностью. Отец знал, чего мне это будет стоить. Знал, что меня это сломает. И заполучил то, что всегда желал.

Мою душу.

Я продал свою душу, чтобы несколько лет побыть с мамой. И теперь, после всего, не знаю, стоило ли оно того. Не знаю, мог ли я ее спасти. Меня долго не было. Я многое пропустил. Матери становилось все хуже и хуже, и ни один доктор не сумел ей помочь. Ничего ей не помогало. Мои усилия были более, чем напрасные.

Я пожертвовал всем, а взамен – ничего.

Жаль, я не знал, как эти два года меня изменят. Жаль, не знал, как тяжело жить с самим собой, смотреться в зеркало. Никто не предупредил меня о ночных кошмарах, панических атаках или мрачных деструктивных мыслях, которые постоянно преследуют. Никто мне не объяснил, что такое тьма, как она празднует победы или как терзает тебя. Я сам себя не узнаю. Я стал орудием пытки, чтобы самолично уничтожить развалины собственного разума.

Я опустошен. Осталась лишь оболочка.

И нет мне спасения.

Как же я не хотел сюда возвращаться! Как мечтал уйти прямо в океан. Скрыться за горизонтом. Исчезнуть.

Конечно, отец никогда не позволил бы такому случиться.

Он притащил меня обратно и дал титул. Я стал зверем, и меня наградили. Меня как монстра оценили по достоинству. Какое имеет значение, что я просыпаюсь среди ночи, задыхаясь от беспричинного страха? Что внезапная сильная рвота выворачивает желудок наизнанку?

Какое имеет значение, что я не в состоянии выкинуть из головы эти картинки?

Я бросаю взгляд на дорогую бутылку бурбона, ее отец принес для меня. Вот гадость. Не желаю быть таким, как он. Не хочу его дурмана, его любимейшего способа забыться.

Ничего, скоро отец уедет. И тогда, когда он уедет и сектор станет моей вотчиной, я наконец-то буду сам себе голова.

Или что-то вроде того.

Нехотя натягиваю блейзер и спускаюсь на лифте.

Когда я по приказу отца в конце концов являюсь в его штаб-квартиру, то удостаиваюсь всего лишь мимолетного взгляда.

– А-а, пришел, – говорит он.

Я молчу.

Он улыбается.

– Где твои манеры? А поздороваться с нашим гостем?

Я, смущенный, прослеживаю направление его взгляда. В кресле, в дальнем углу комнаты, сидит юная девушка, и сперва я ее не узнаю.

Когда же узнаю, кровь отливает от моего лица.

Отец смеется.

– Что, детки, помните друг друга, да?

Она сидит неподвижно, такая маленькая и молчаливая, что ее почти не заметно. Мое мертвое сердце дергается от одного вида ее хрупкой фигуры, искра жизни пытается безуспешно вспыхнуть снова.

– Джульетта, – шепчу я.

Мое последнее воспоминание о ней двухлетней давности, как раз перед тем, как я покинул дом из-за бредового садистского назначения, предложенного мне отцом. Он оторвал тогда ее от меня. Буквально вырвал из моих рук. Никогда прежде не видел такой ярости в его глазах. Почему? Все было более чем невинно.

Но он взбесился.

Стал вне себя от гнева.

Мы с ней только разговаривали и ничего больше. Я, когда мог, тайком пробирался к ней в комнату и, чтобы нам никто не мешал, незаметно отключал камеры. Мы беседовали порой часами. Она стала мне другом.

Я никогда ее не касался.

Она сказала, что после происшествия с мальчиком боится до кого-либо дотрагиваться. Сказала, что не понимает, как такое с ней случилось, и что она больше себе не доверяет. Я спросил ее, хотела бы она дотронуться до меня ради эксперимента, посмотреть, что получится, а она испугалась, и я стал ее успокаивать. Я обещал ей, что все будет хорошо. И когда я осторожно взял ее за руку, ожидая катастрофы…

Ничего не произошло.

Ничего не произошло, не считая того, что она разразилась слезами. Она бросилась ко мне в объятия и рыдала, и говорила о страхе, что с ней что-то не так, что она – чудовище…

Всего месяц мы были вместе.

В ней есть нечто, отчего мне хорошо, с самого начала. Я доверился ей. Она стала такой близкой, будто я знал ее всегда. Впрочем, я прекрасно понимал, как пафосно это прозвучало бы, а потому держал свои мысли при себе.

Она рассказала мне о прежней жизни. О ее ужасных родителях. Она делилась со мной своими страхами, а я – своими. Я рассказал ей о маме, о том, как мне плохо оттого, что она умирает, а я не знаю, что с ней происходит.