За два дня до слушания доктор Линднер распорядился включить автора этой книги в черный список специалистов, которым запрещалось навещать Миллигана или разговаривать с ним по телефону.
Незадолго до того, как судья Кинуорти открыл слушание, Мэри села рядом с автором, взяла у него блокнот и мелким убористым почерком написала: «У охраны есть записная книжка, где в алфавитном порядке перечислены имена пациентов. Если открыть ее на букве «М», с левой стороны прикреплена напечатанная на машинке записка, что «Дэниелу (мистеру, доктору или профессору) Кизу запрещается навещать Уильяма Миллигана и просто находиться на территории госпиталя».
Доктор Линднер на слушание не явился.
Штат Огайо вызвал в качестве первого свидетеля доктора Джозефа Дж. Тревино. Невысокий коренастый седовласый и седоусый доктор в очках с толстыми стеклами, который сменил Милки в качестве лечащего врача Миллигана, заявил, что впервые увидел Миллигана в отделении интенсивной терапии. Тревино признал, что не беседовал с Миллиганом о его эмоциональных и психических проблемах, но добавил, что готов дать заключение о состоянии психического здоровья Миллигана на основании истории болезни начиная с пятнадцати лет и на основании собственных наблюдений во время четырех или пяти личных встреч.
На вопрос о том, выполнил ли персонал Лимы приказ суда об обращении с Миллиганом в соответствии с диагнозом, Тревино ответил, что в силу редкости данного заболевания найти специалистов для такого специфического лечения трудно. Он также признал, что решение судьи от десятого декабря, касающееся лечения Миллигана, с ним даже не обсуждалось.
Голдсберри спросил:
– Разве в папке с историей болезни нет копии судебного решения?
– Не знаю, – ответил Тревино.
– Хотите сказать, вы ни разу не обсуждали специфические обстоятельства, связанные с лечением Билли Миллигана?
Тревино с трудом подбирал слова:
– Я не увидел у него признаков диссоциации. Миллиган никогда не говорил со мной о множественных личностях.
Освежив память при помощи записей в истории болезни, Тревино признал, что, хотя Миллиган и не страдал психозом, ему в декабре тысяча девятьсот семьдесят девятого года назначали антипсихотические препараты, включая торазин. На вопрос, с какой целью, он ответил:
– В качестве транквилизатора – чтобы понизить тревожность.
Он также показал, что не получал от клинического директора никаких особых указаний и до этого слушания не знал о письме доктора Кола касательно минимальных рекомендаций для лечения диссоциативного расстройства.
Прочитав письмо в зале суда, Тревино назвал его возмутительным. Он не только не согласился с предложенной Колом программой лечения, но поставил под сомнение сам ее принцип.
– Если бы я этим занимался, – сказал он, указывая на документ, – у меня не осталось бы времени ни на что другое.
Тревино не согласился и с утверждением Кола, что для успешного лечения диссоциативного расстройства психиатр должен сам в него верить.
– Я не считаю, что нужно обязательно верить во множественные личности, чтобы лечить это расстройство. Я могу лечить шизофрению, даже если в нее не верю.
После перерыва в одиннадцать ноль пять место на свидетельской трибуне занял доктор Джон Вермелен, представитель отдела судебной психиатрии. Бородатый психиатр, получивший образование в Голландии, показал, что знал о решении судьи от десятого декабря касательно лечения Миллигана.
– Что вы предприняли? – спросил Алан Голдсберри.
– Я несколько растерялся. Я слышал о спорах вокруг диагноза и о том, что Билли Миллиган находится в Лиме. Попытался подробнее узнать о диссоциативном расстройстве идентичности и определиться, что делать.
Вермелен связался со специалистами в институте психиатрии при университете штата Огайо и был направлен к доктору Джудит Бокс, молодому австралийскому психиатру, которая лечила пациентов с таким диагнозом в тюрьме Чилликоти в Огайо. Он попросил ее навестить Миллигана в Лиме и сообщить о своих наблюдениях лично ему. Он также проконсультировался с Колом, Хардингом, Линднером и еще несколькими врачами.
На просьбу суммировать выводы доктора Бокс он ответил:
– Она сочла, что Лима не подходит для пациентов с диссоциативным расстройством идентичности, и предложила в качестве альтернативы для лечения Миллигана несколько других заведений как в штате Огайо, так и за его пределами.
После перерыва в тринадцать тридцать свидетельскую трибуну занял суперинтендант Лимы Рональд Хаббард, тучный мужчина с массивным колышущимся двойным подбородком. В руках у него было несколько папок. Когда помощник Голдсберри, высокий и худощавый Стив Томпсон, осведомился, принес ли он записи врачей и медсестер, как ему было предписано, Хаббард открыл папку, быстро ее пролистал и закрыл со словами:
– Да, они здесь.
Он заявил, что тоже узнал о постановлении суда от десятого декабря лишь за десять минут до начала этого заседания.
– У меня их такая куча, этих постановлений, – пояснил он. – Если вы говорите, что да [мне его приносили], я не буду спорить. Но я не помню.
Хаббард смутился, когда Томпсон спросил про записи, касающиеся первого месяца Миллигана в Лиме. Медленно перелистал документы и в конце концов признал, что, хотя Миллиган был переведен в Лиму пятого октября тысяча девятьсот семьдесят девятого года, записи, которыми он располагает, начинаются с тридцатого ноября.
Удивленный Томпсон засыпал его вопросами.
– Где обычно хранится такая конфиденциальная документация?
– В отделении. В кабинете, где хранят препараты, в металлическом сейфе.
– У кого есть к ней доступ?
– У врачей, соцработников, санитаров и медсестер.
Когда Томпсон попросил назвать даты записей медсестер и другого персонала, которые принес с собой Хаббард, суперинтендант сконфузился и медленно пролистал папку. Несколько раз перевернув страницы, он признал, что в папке недостает и многих записей. Помимо пропавших документов за октябрь и ноябрь, отсутствовали какие бы то ни было записи за декабрь и начало января тысяча девятьсот восьмидесятого года. В наличии были только записи конца января – начала февраля восьмидесятого года.
В зале заседания стали перешептываться.
– Может быть, документация мистера Миллигана хранится еще где-то? – спросил Томпсон.
Хаббард покраснел, похлопал рукой по папке и ответил:
– Это все, что есть.
На заседание четырнадцатого апреля Алан Голдсберри также вызвал доктора Джудит Бокс. Доктор Бокс не видела Билли Миллигана с тех самых пор, как Вермелен попросил ее оценить его состояние в Лиме. Еще до заседания у нее сложилось впечатление, что от нее ждут опровержения диагноза диссоциативного расстройства идентичности. В Департаменте психиатрии ей намекнули, что требуется ее помощь. Возмутившись, она позвонила Алану Голдсберри: