Исход - читать онлайн книгу. Автор: Леон Юрис cтр.№ 102

— Я медсестра, а вам нужны медсестры.

Хариэт покачала головой.

— Из-за этого сюда не приходят. Тут должно быть что-то другое. Не в Ари ли тут дело?

— Нет… то есть он мне, конечно, нравится.

— Он нравится многим женщинам, но на этот раз, похоже, нашлась женщина, которая понравилась ему.

— Не думаю, Хариэт.

— Слишком велико расстояние между Яд-Элем и Индианой. Он — сабра, и только сабра может понять его.

— Сабра?

— Так мы называем тех, кто родился здесь. Вообще-то, сабра — это плод дикого кактуса, растущего в Палестине. Он шероховатый и колючий снаружи, а внутри мягкий и сладкий.

— Прекрасное сравнение.

— Ари, как и все сабры, понятия не имеет об американском образе жизни. Вы не представляете, что у него за жизнь.

После небольшой паузы Хариэт продолжала:

— Буду с вами откровенна. Если нееврей приходит к нам, то только потому, что он друг. Вы же нас даже не знаете как следует. Красивая американская девушка, совершенно сбитая с толку этим странным народом, который зовется евреями. Зачем же вы все-таки пришли к нам?

— Ничего тут странного нет. Я сильно привязалась к одной девушке в Караолосе. Она тоже приплыла на «Исходе». Боюсь, что ей так и не удастся разыскать своего отца. Если она его не отыщет, я удочерю ее и увезу в Америку.

— Вот как. Теперь я все поняла и мы можем перейти к делу. У нас есть вакансия старшей сестры в одном из молодежных сел в Северной Галилее. Чудное место. Директор, доктор Эрнст Либерман, один из моих старых и близких друзей. Селение называется Ган-Дафна, там около четырехсот детей, в основном из концлагерей. Они очень нуждаются в помощи. Надеюсь, вы согласитесь. Зарплата и прочие условия — очень неплохие.

— Я хотела бы спросить о…

— Карен Хансен?

— Откуда вы знаете?

— Я же вам сказала: вся Палестина — маленькая деревня. Карен тоже в Ган-Дафне.

— Не знаю, как вас благодарить.

— Благодарите Ари, он все и устроил. Он отвезет вас туда, это недалеко от его дома.

Старушка допила чай и откинулась в кресле.

— Можно дать вам дельный совет?

— Буду благодарна.

— Я работаю с сиротами с 1933 года. Вы не сразу поймете тягу к Палестине, которую испытывают эти дети. Подышав воздухом свободы, они быстро проникаются преданностью этой стране, и тогда им становится очень трудно уехать отсюда. Те же, кто все-таки уезжает, почти никогда не пускают корни за пределами Палестины. Их любовь к этой стране чрезвычайно глубока. Для американцев очень многое разумеется само собой. А здесь человек встает рано утром, и сразу наступает тревога. Он не знает, не исчезнет ли внезапно то, ради чего он проливал пот и кровь. Эта страна занимает его мысли двадцать четыре часа в сутки и постепенно превращается в смысл существования.

— Вы хотите сказать, что я не сумею убедить девочку уехать со мной?

— Я хочу только сказать, что у вас будут большие трудности.

В дверь постучали.

— Войдите!

Появился Давид Бен Ами.

— Шалом, Хариэт. Шалом, Китти. Ари сказал, что вы здесь. Я не помешал?

— Нет. Мы уже покончили с делами. Кэтрин получила направление в Ган-Дафну.

— Это прекрасно. Мне пришла в голову идея показать Китти Меа-Шеарим.

— Отличная мысль, Давид.

— Тогда пошли. Вы тоже с нами, Хариэт?

— Да что ты! В мои годы таскаться по городу! Ровно через два часа ты приведешь Китти сюда. Она сегодня обедает у меня.

Китти встала, поблагодарила старушку и повернулась к Давиду. Он не сводил с нее глаз.

— В чем дело, Давид? Что-нибудь случилось?

— Нет. Просто я еще не видел вас красиво одетой. Вы просто великолепны. — Он смущенно посмотрел на свою одежду. — Мне даже неловко идти с вами в таком виде.

— Глупости. Я оделась получше, чтобы явиться к начальству.

— Шалом, дети, и до свидания.

Китти была рада, что Давид пришел за ней. С ним она чувствовала себя спокойнее, чем с любым другим евреем. Они вышли из здания поселенческого общества и свернули на улицу Пророков. Китти взяла Давида под руку. Он был так поглощен окружающим, что, казалось, не она, а он впервые знакомится с городом. Давид словно заново открывал вечный город и радовался всему, как ребенок.

— Хорошо оказаться дома, — сказал он. — Как вам нравится мой город?

— У меня нет слов. Он подавляет и даже чуточку пугает.

— На меня Иерусалим производит такое же впечатление.

— Очень любезно с вашей стороны уделять время мне, а не своей семье.

— Мы еще не все съехались. У меня шестеро братьев, почти все в Пальмахе. Я самый младший, и все соберутся в честь моего возвращения. Только один из братьев не приедет, придется встретиться с ним отдельно.

— Он что же, болен?

— Нет, он террорист, ушел к маккавеям. Отец не пускает его на порог. Он все время с Бен Моше, одним из их вождей. Бен Моше был когда-то моим преподавателем в университете.

Давид остановился и показал на гору Скопус, по ту сторону долины Кедрона, где за медицинским центром «Гадассы» виднелись здания университета.

— Вы тоскуете по учебе?

— Конечно. Когда-нибудь буду снова учиться.

Когда начало темнеть, раздался хриплый звук.

— Шабат! Шабат! — громко возвестили на улице.

По всему Иерусалиму разнеслись звуки древнего рога.

Давид надел ермолку и повел Китти на улицу Меа-Шеарим — Ста Ворот, где жили самые религиозные евреи.

— Здесь вы сможете увидеть в синагогах, как люди молятся на тысячу ладов. Некоторые из йеменитов, к примеру, покачиваются во время молитвы, как будто едут на верблюде. Это своего рода реакция на то, что им когда-то запрещалось садиться на верблюда, чтобы их головы, не дай Бог, не возвышались над головой какого-нибудь мусульманина.

— Да что вы говорите!

— Или возьмите потомков испанских евреев. Во времена инквизиции они под страхом смерти должны были принять крещение и стать католиками. Они произносили вслух латинские молитвы, а под конец про себя — еврейскую. Они и сейчас молятся молча после каждой молитвы.

Улица Меа-Шеарим поразила Китти. По обе стороны шли двухэтажные каменные домики с богато разукрашенными чугунными решетками на балконах. Мужчины с бородами и пейсами были одеты в длинные черные сатиновые кафтаны и шапки, отороченные мехом. Тут же были йемениты в арабских одеждах, курдские, бухарские, персидские евреи в пестрых шелковых халатах. Все шли из бани после ритуального омовения одинаковой торопливой походкой, покачиваясь, словно погруженные в молитву.