Город убийц - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Точильникова cтр.№ 73

Что я делал десять лет назад? Ну, собственно сидел в тюрьме. Это был, пожалуй, самый тяжелый период, когда мне дали отсрочку, и психологи насели на меня на полную катушку и мне запороли вены. Хотя, честно говоря, годом ранее, когда я был приговорен и ждал смерти, было еще хуже. Неужели я выглядел таким же мальчиком?

— Эли, давай поменяемся, — сказал я.

— Нет. Кто кого охраняет?

Солнце село, небо на западе стало багровым, бирюза спустилась ниже, а синева с востока поднялась, перекрыв зенит. Небо обрело прозрачность, как цветное стекло: коснись — зазвенит, и звезды вспыхнули, как серебряные мониста.

Никто в нас не стрелял, и мы с Эли немного успокоились и, наконец, принялись за пирог и простывший чай.

— Эли, что еще меняет Сад Гостеприимства?

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Адам мне рассказывал, что многие наши ребята, которые решились пройти через Арку, потом радостно влились в большие РЦСовские семьи, хотя до того ни в чем таком не были замечены.

— А, ты об этом… Понимаешь, если твой гетеросексуализм или гомосексуализм есть следствие воспитания, традиций, детских травм, веры или идеологии — то, да, все снесет. Люди должны быть равными, и свобода выбора не должна быть ограничена полом. У нас же секс вообще не связан с размножением. Совсем! Ни пол, ни возраст не играют в этом никакой роли. Да и наличие партнера — тоже. В принципе ты можешь себя клонировать, а если есть не самые лучшие гены, заменить их на гены из базы или попросить у кого-нибудь кровь. Только психологи на это косо смотрят. Могут быть психологические проблемы, общественное же животное. Одиночество чревато депрессией. Посмотрят косо, но не имеют права запретить.

Секс — это для удовольствия и поддержания отношений, а семья для общения и детей. В большой семье детей воспитывать легче, если конечно ты хочешь передать им не только гены, но и мемы. К тому же можно скооперироваться так, чтобы помогать друг другу, и никому не надо было надолго отрываться от работы. Человек же несчастен без самореализации.

Но, если твой гетеросексуализм — следствие физиологии и анатомии — ничего не изменится. Сад физиологию не меняет.

— Насколько часто это физиология и анатомия?

— Нечасто, но бывает. Непредсказуемо.

— А зачем нужно лишать людей возможности к естественному размножению?

— Чтобы исклюить случайные рождения людей со случайными сочетаниями генов. Зачем, если можно создать оптимальные? Ну, и для свободы в сексе. Чтобы для женщины это было также безопасно, как для мужчины, независимо от пола партнера.

— А рожденные естественным путем, если это все же случилось, у вас как-то поражены в правах?

— Нет, если пройдут через Сад. Но у них меньше шансов на успех в нашем обществе. Просто объективно. Не оптимальный набор генов. Хотя бывают, конечно, исключния. Иногда просто везет.

Небо стало совсем синим, только на западе у самой земли осталась бирюзовая полоса. Подул прохладный ветер, воздух стал влажным и запах ночными цветами.

И я уже подумал, что нам пора уходить в номер.

Но Эли остановил меня.

— Мне передают, что что-то летит в нашем направлении.

Я напрягся, но сказал:

— Здесь все время что-то летает.

— Это отклонилось от обычных путей.

И тогда воздух за балконом заискрился, словно кто-то осветил прожектором капли росы.

Эли вскочил на ноги и бросился ко мне. Я тоже уже был на ногах. Он схватил меня за руку и утянул в распахнутую дверь. Впрочем, я бы и без него понял, что делать. Он захлопнул и запер дверь, и мы бросились под защиту глухой стены. Зато в трехстворчатом зеркале напротив нас разгорался огненный цветок с неровными лепестками: прозрачный в центре, затем голубой, лиловый, белый и, наконец, оранжевый по краям. Так горит спирт на поверхности воды или газовая горелка воздушного шара.

Я потянулся к пистолету.

— Не надо, — остановил Эли. — Их уже держат на прицеле.

Чудовищный цветок уже занял все зеркало: от пола до потолка. И тогда оконное стекло взорвалось и осыпалось осколками. Запахло горелым пластиком, и зеркало помутнело и начало испаряться.

И вдруг резко все кончилось.

— Сбили, — сказал Эли.

Он улыбнулся.

— Но, как всегда есть плохая новость.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Это дрон, — хмыкнул он. — Но мы найдем того, кто запускал. Уже восстановили траекторию.

Пожар тушить не пришлось. Пластик на окне был огнеупорный, так что как только его перестали поджаривать из гамма-лазера, потух сам. Но пахло отвратительно, и стекло перестало существовать.

— Переночуешь у нас, — не допускающим возражения тоном сказал Эли.

Мы вышли в коридор, и нас тут же встретили нимфы.

Марго повисла на Эли, а Лиз обняла меня, словно так и надо.

— Анри, я тебя умоляю, пойдем с нами на Мистраль, — сказала она.

Потом Марго обняла меня, а Лиз уткнулась носиком в грудь Эли.

Темной нимфы я немного побаивался и ждал упреков за то, что подверг опасности драгоценную жизнь господина Кэри. Мне казалось, что Марго в прошлом воплощении была нимфой какого-нибудь горного ущелья с крутыми обрывами, острыми скалами и бурной рекой внизу.

Но Марго сказала только:

— Слава Богу, оба живы!

Номер господ Кэри был трехкомнатным, так что ничего такого, на что я уж было понадеялся. Имелось в виду, что это были дружеские объятия. Им же на РЦС все равно, мужчина или женщина. Так что мне выделили комнату и постелили на диванчике. Окна выходили на противоположную сторону, что несколько успокаивало.

Но заснуть я не смог.

Утром я сказал Эли то, чего он так давно ждал.

— Я согласен уйти на Мистраль.

И он счастливо заулыбался.

Да, я, конечно, сдался. Но с кем было это сражение? Собственно, почему бы нет?

Сказал и завалился спать до вечера. Днем мне это почему-то удалось.

Когда я, наконец проснулся, Эли сообщил мне две новости. Во-первых, убийцу нашего идентифицировали, его генетический код восстановили, но он как в воду канул. В базе граждан РЦС его естественно не было. Либо махдиец, либо из РАТ. Хуже всего, что его не запомнила система космопорта.

— Ложная личность, скорее всего, — сказал он. — Значит, профессионал.

Вторая новость заключалась в том, что утром мы уходим на Мистраль.

— Во сколько? — спросил я.

— В четыре.

— Это не утро, это ночь, — заметил я и вздохнул.

— Самое безопасное время, — сказал Эли. — И будет красиво, не пожалеешь.