Вернувшись в Англию, Уркварт дал волю своей обычной паранойе. Стал кричать на всех углах, что Пальмерстон – русский агент и карманы у него набиты русским золотом. Разобиженный Пальмерстон (сам отнюдь не русофил) выпер его в отставку с дипломатической службы – надо полагать, не без садистского удовольствия. Не особенно этим огорчившись, Уркварт занялся привычной работой по линии разведки – курировал отправку на Кавказ новых кораблей с оружием, основал целую сеть «комитетов по международным делам», занимавшихся систематическим распространением русофобии в Англии. Создал журнал «Портфолио», опять-таки русофобский с первой до последней страницы. И активно использовал в нем бумаги из архива наместника в Польше великого князя Константина Павловича, захваченные мятежниками в Варшаве во время восстания. Бумаги ему привезли польские эмигранты, после подавления мятежа проторенной дорожкой хлынувшие в Англию, дружески привечавшую любых борцов за свободу, если они Великой Британии были полезны и годились для ее целей. К бумагам Уркварт подходил творчески – что-то вычеркивал, что-то дописывал, а что-то и сочинял сам – кто бы проверял? Ну, и параллельно привычно искал повсюду «агентов Петербурга» – куда, как мы убедились на примере премьер-министра Пальмерстона, при богатой фантазии Уркварта мог угодить любой. Кстати, «комитеты» Уркварта состояли отнюдь не из маргиналов, а, по компетентному мнению известного экономиста Джона Стюарта Милля, сплошь из представителей британской элиты.
В 1841 г. политическая ситуация изменилась: удалось организовать коалицию европейских государств, выработавших так называемую Лондонскую конвенцию, запрещавшую проход через Босфор и Дарданеллы в обоих направлениях любых иностранных военных кораблей. Россия тоже была вынуждена ее подписать – и Черноморский флот оказался запертым в Черном море.
А еще через десяток с лишним лет «стамбульский узел» взорвался большой войной. Но это было позже, а еще в 1839 г. Великая Британия учинила на другом конце света, в Китае, очередную уникальную гнусность, до того не имевшую примеров в мировой практике…
Алые маки Бенгалии
В 1837 г. умер король Вильгельм Четвертый. Сказать о нем особенно и нечего. Вступив на престол в шестьдесят четыре года, процарствовал всего семь лет. Человек был тихий, скромный, добродушный, одеваться богато не любил, вообще не любил лишней роскоши. К государственным делам не имел ни малейших способностей и благоразумно в них не вмешивался. Один-единственный раз все же принял участие в деле, которое можно смело назвать государственным, – реформа военного флота в 1832 г. Правда, особой сложностью эта реформа не отличалась: прежде Адмиралтейством, а следовательно, и военным флотом командовал единолично лорд главный адмирал. Теперь его функции перешли к совету Адмиралтейства из шести лордов: первый лорд Адмиралтейства входил в правительство на правах военно-морского министра, остальные занимались разными делами флота. Было установлено, что четверо из них обязаны быть «морскими лордами», то есть адмиралами, а шестой – гражданским чиновником.
(Самое интересное, что эта система практически без изменений просуществовала до 1961 г., когда Адмиралтейство перестало быть отдельным министерством и вошло в состав министерства обороны.)
Что еще? В правление Вильгельма было принято несколько важных законов – о выборах в парламент, об отмене рабства в Британской империи, фабричный закон. Однако сам Вильгельм не имел к этому ровным счетом никакого отношения.
Примечателен Вильгельм другим: у него было десять внебрачных детей от ирландской актрисы Доротеи Джордан. Эта связь продолжалась более двадцати лет, а подобное мужское постоянство всегда вызывает уважение. Нужно сказать, что Вильгельм, не в пример иным монархам, с детьми поступил благородно: признал их «незаконными королевскими отпрысками» (была в английских законах такая формулировочка), дал им фамилию Фицкларенс (до того, как стать королем, он носил титул герцога Кларенса, а приставка «Фиц», как мы помним, всегда добавлялась к фамилии незаконных королевских отпрысков) и принимал при дворе.
Иногда после смерти монарха наступает некоторое замешательство, этакий смутный период, когда нет «твердо утвержденного наследника». Такое случалось не в одном королевстве и кончалось иногда смутами и кровью. Однако на сей раз все произошло прямо-таки автоматически. Обе дочери Вильгельма умерли в младенчестве. Фицкларенсы, как незаконные отпрыски, престол наследовать не могли (а ведь наверняка хотелось!). Пятьдесят шесть внуков Георга Третьего, хотя и вполне законные, тоже не имели права на трон согласно разным юридическим крючкотворствам, которые нет смысла здесь подробно описывать. Ближайшей наследницей была племянница Вильгельма, герцогиня Кентская. Ее и короновали, провозгласив «нашим законным и полномочным сюзереном леди Александриной-Викторией».
(Правда, сама она свое первое имя почему-то не любила и никогда им не подписывала ни официальные документы, ни частные бумаги. Так что очень многие попросту не знают, что она еще и Александрина – как не знал до нынешнего года и автор этих строк.)
С воцарением Виктории (будем уж называть ее так, как она сама всю жизнь себя называла) династия Ганноверов на английском престоле пресеклась. Дело в том, что по ганноверским законам, скопированным со старинного французского (салическое право), женщина из рода Ганноверов на королевскую корону не имела права. Все то же старое доброе «негоже лилиям прясть». Отныне династия именовалась Саксен-Кобург, по одному из титулов матери Виктории.
Впервые на английском престоле оказалась столь юная королева – восемнадцать лет с неполным месяцем. В высшем свете моментально прошелестел шепоток: «Не будет ничего хорошего, если империей станет править совершенно неопытная девушка восемнадцати лет от роду, которая сама только что освободилась от строгой родительской опеки».
Как частенько в таких случаях бывает, поблизости тут же замаячили бескорыстные помощники и добрые советчики, обладающие надлежащим опытом в обращении с государственным штурвалом. Однако всех решительно оттерла мать Виктории, вдовствующая герцогиня Кентская, Мария-Луиза-Виктория, в девичестве – принцесса Саксен-Кобург-Саафельдская, женщина невероятно амбициозная и властная. Дочку она с самого начала держала в ежовых рукавицах – даже жительство определила не в «главном» королевском замке Виндзор, а в Кенсингтонском (пусть и расположенном в Лондоне, но почитавшемся чуточку захолустным, и в Виндзор «выпускала» редко и, как я уже писал, держала в ежовых рукавицах (правда, потом выяснилось, что только полагала, будто держит).
Расчет был прост: Вильгельм стар и болен. Если он умрет до того, как Виктории исполнится восемнадцать лет, уж герцогиня с ее характером и амбициями постарается стать регентшей при юной королеве, а подобное регентство может затянуться надолго (вспомним, сколько лет Екатерина Вторая не допускала к управлению государством Павла Первого, хотя он давно вошел в совершеннолетие). Когда случилось иначе, герцогиня особо не встревожилась – считала, что все равно будет править королевством руками дочери, у которой пользуется непререкаемым авторитетом (это она так самонадеянно полагала).