– Проходите, пожалуйста.
Кабинет, стол, кресло и Он. Сам. И никого посторонних, что оговаривается протоколом встреч.
– Рад вас снова видеть.
Хотя не рад и ни разу до того не видел, так как прежде к нему другой приходил, но они все на одно лицо, как оловянные солдатики из коробки.
– Садитесь.
Смотрит Первый, пытается понять… Но ничего «прочитать» не может – не лицо, стёртая доска… Ни привычного обожания, ни подобострастия, ни страха, ни готовности хоть теперь на коленки бухнуться, чтобы «сапог лизнуть», ни восторженного внимания… Маска. Если молчать, то и он молчать будет. Что тоже непривычно, так как любой чиновник после минутной паузы в обморок свалиться норовит. А этот… У него, кажется, даже зрачки неподвижны, как у каменного истукана.
– Вы так и будете молчать?
– Я слушаю.
И как-то так выходит, что он, хоть и рта не раскрывает, перехватывает инициативу, потому что надо бы его в положении ниц и куда полагается по ранжиру, со всем усердием, до самых гланд, с проворотом, а приходится перед ним выплясывать.
– Мне необходимо встретиться с вашим начальством. Незамедлительно.
– Это невозможно. С вами могу разговаривать только я. Все прочие контакты исключены.
Опять за рыбу деньги! Присылают какого-то… курьера, и к кому! – к первому лицу государства, с которым тот должен на равных! Хреновина какая-то! Но вполне реальная, воплощённая вот в этого, сидящего прямо перед ним, типчика.
– Боюсь, тема разговора выходит за рамки вашей компетенции.
– Я уполномочен вести переговоры, которые касаются любых тем, в том числе затрагивающих госсекреты.
– А если вы не поймёте, о чем идёт речь? Такое может быть?
– Если не пойму – передам информацию дословно. Я слушаю вас.
И опять – он, а не его!.. Взять бы этого «курьера» за глотку и встряхнуть как следует, или охране поручить, чтобы душа из него вон! Но только вспоминаются те, прежние, «курьеры», которых ни он, ни охрана обломать не смогли. Как не он, а его, всех их, один такой ухарь за глотку взял, чуть президентский «борт» вместе со всеми пассажирами не угробив! А когда его повязали, пять вооружённых телохранителей лопатой покромсал! Так что тут надо осмотрительно.
– Хорошо, давайте попробуем. Но вы понимаете всю ответственность, которая ложится…
– Я всё понимаю.
Всё-таки наглец! Из наглецов – наглец! Надо бы всех их, но… руки коротки. У президента – коротки!
– Мне… нам, вернее, вам необходимо предпринять ряд мер по дестабилизации положения в ряде стран Европы и Америки. В первую очередь – Америки.
– Простите… Мы не уполномочены работать за границей, мы – внутренняя разведка и согласно регламентам…
– Я знаю про все ваши регламенты. Всё знаю. Но вы уже работали. Тем более моё решение диктуется политической необходимостью. Теперь все госслужбы поставлены под ружье, вы – не исключение.
– Но…
– Считайте это приказом, который не обсуждается. Ведь вы, кажется, подчиняетесь непосредственно верховному и обязаны выполнять все его распоряжения буквально.
– Да. Что мы должны делать?
Первый на секунду запнулся. А что, собственно?.. Когда он сам не знает. И никто…
– Надо… надо дестабилизировать… Как?.. На ваше усмотрение. Подумайте и представьте мне планы, сметы, списочный состав…
– Мы не предоставляем планов и не составляем смет, потому что не просим внешнего финансирования.
– А как же?..
– Мы отчитываемся по итогу, за конечный результат.
– А если вы там наворочаете?.. Если мировой скандал?
– За свои ошибки мы отвечаем сами. Мы ведь не числимся в реестре госслужб, поэтому никаких скандалов. Государство не отвечает за инициативу частных лиц.
Да, верно. Они есть, но их нет. Они не ГРУ и не внешняя разведка, от них всегда можно откреститься, что отличает их от «коллег». В лучшую сторону. Хрен с ними, пусть едут, пусть действуют как хотят, авось что получится. Хоть что-то! Любой лишний боец, брошенный в бой против наседающего врага, будет в плюс, потому что сможет задержать того на минуту или две, или, если повезёт, на четверть часа. Они, конечно, смертники, которых перемолотят в пыль траки чужой военной машины, но – полезные смертники.
– Хорошо, я буду ждать от вас информации.
Спасибо… до свидания… аудиенция закончена…
* * *
Тундра. От горизонта до горизонта. Как стол, так что зацепиться глазу не за что. Одинокий джип на зимнике. Едет… Ну, как едет… Продирается сквозь сугробы, подминая их под колеса или сшибая с ходу. Трудная эта дорога, для настоящих мужиков – «вперед пятьсот, назад пятьсот». Но любят офисные работники встряхнуться, осточертело им в мягких креслах оклады высиживать, как несушкам золотые яйца, и на Канарах с тёлками, где всё включено, в том числе эти дамы… Хочется чего-нибудь такого, чтобы до печёнок пробрало! Драйва хочется, настоящего, без дураков, когда триста лошадок под капотом и ты один, и ни одного банкомата или бара, и даже сотовый не ловит. Только ты, четыре колеса и спутниковый аварийный маяк, на случай, если совсем худо будет.
Ревёт движок, постукивают в багажнике канистры с горючкой, и на крыше тоже канистры, и даже по бортам болтаются. Нет здесь заправок – тундра, мерзлота вечная и тьма кромешная. Скребут дворники иней по стёклам, не держит замерзайка, схватывается – минус сорок пять за бортом… И зеркала заднего вида… Только кому они тут нужны? Не догонит никто и не обгонит, и ты никого. Зимник – это дорога для тех, кому жизнь не дорога! Визжит резина, пробуксовывая на льду, теперь враскачку надо или, не дай бог, откапываться замёрзшими, до жгучей боли в пальцах, руками, снег из-под колёс лопатой выгребая, одному, на четвереньках, без надежды на помощь… Всё сам, только сам, если жить хочешь!
Ну, что, вроде проскочили…
Едет джип, продирается, грызёт протекторами мерзлоту, человек за баранкой воспалёнными глазами в темноту полярной ночи всматривается – не дай бог занесёт, и его на целину выбросит!.. И вдруг!.. Что за хрень? Что там?.. Машина впереди красными «стопами» мигает, как если где-нибудь в ближнем Подмосковье. Человек в свете фар мечется, в полушубок, как в мешок, завёрнутый, рукой машет, голосует. Чудеса!
Тормоза с заносом, так что к снежной обочине припечатало!
Опустить стекло… И сразу в салон жёсткий, как битые осколки, снег.
– Вы как?! Вы кто?! Вы зачем?!
– Горючка кончилась. Недоглядел малость.
Один человек, посреди бескрайней тундры, без оленей и чумов, в железе, которое тепло не держит, которое как ледяной гроб, если без топлива.
– Как же вы так?!
– Не знаю. Поможете?
Какой вопрос! Не помочь, значит, убить. Здесь хоть последней каплей делись, такой закон!