По мнению автора, действия всех армий мира против мирного населения следует судить по одним законам и правилам войны. Введение же двойного стандарта, то есть одним можно убивать мирное население потому, что они-де хороший народ и воюют-де за справедливые цели, а другим нельзя – это одна из форм расизма и фашизма, недостойная порядочного историка.
Любопытно, что никто из историков не дает ответа на очевидный вопрос, почему польское командование, которое много месяцев готовило Прагу к обороне, не догадалось эвакуировать из нее женщин и детей? Причем не в чистое поле, а в теплые дома варшавских обывателей на другом берегу Вислы.
По данным Дм. Бантыш-Каменского
[115], при штурме Праги было убито четыре польских генерала: Ясинский, Корсак, Квашневский и Грабовский и 13 540 солдат. В числе пленных были три генерала, 29 штаб-офицеров, 413 офицеров и 14 000 рядовых. До двух тысяч человек потонуло в Висле, и не более тысячи человек перебрались в Варшаву. 104 пушки, множество знамен и орудий разного рода досталось победителям. У русских убито 580 человек, ранено 960. В приступе участвовало 22 тыс. человек, в том числе 7 тыс. конницы.
На следующий день к Суворову явились депутаты из Варшавы. Суворов ждал их и специально запретил хоронить убитых. Депутаты шли среди сгоревших домов мимо груд тел солдат и мирных жителей. «Суворов вышел к ним в куртке, без орденов, в каске, с саблею; сбросил последнюю, произнеся: “Мир, тишина и спокойствие!” – и с этими словами обнял польских представителей, целовавших его колена. Граф Потоцкий, присланный от короля, желал вступить в переговоры о мире; Суворов отвечал: “С Польшею у нас нет войны; я не министр, а военачальник: сокрушаю толпы мятежников и желаю мира и покоя благонамеренным”»
[116].
Пленение Костюшко и штурм Праги парализовали волю большинства повстанцев. Лишь несколько отрядов продолжали сопротивление до конца ноября 1794 г. Король Станислав-Август 14 (25) ноября 1794 г. отрекся от престола и 29 декабря по указанию Екатерины II выехал из Варшавы в Гродно. Екатерина велела оплатить все личные долги короля и назначить ему пенсию – 200 тыс. червонцев в год. Пожив некоторое время в Гродно, экс-король перебрался в Петербург.
Сразу после падения Варшавы начались переговоры между Россией, Пруссией и Австрией о разделе Польши. Надо сказать, что они шли весьма сложно, и стороны спорили буквально за каждый клочок земли. Детали этих споров представляют интерес лишь для узкого круга историков дипломатии. Поэтому я скажу только о документе, ставшем результатом длительного закулисного торга.
23 декабря 1794 г. (3 января 1795 г.) австрийский посол граф Людвиг Кобенцль и графы И.А. Остерман и А.А. Безбородко подписали в Петербурге Акт о присоединении Австрии к русско-прусской конвенции о втором разделе Польши и русско-австрийскую декларацию по сему вопросу. Согласно декларации, Австрии было разрешено ввести свои войска в Польшу. Новая граница Австрии должна была идти от линии южнее Ченстохова, а далее на восток до пересечения с Западным Бугом.
13 (24) октября 1795 г. в Петербурге была подписана трехсторонняя русско-прусско-австрийская конвенция о третьем разделе Речи Посполитой. От России ее подписали те же: Остерман и Безбородко, от Австрии – Кобенцль, а от Пруссии – прусский посол в Петербурге граф Фридрих фон Тауенциен.
Стороны взаимно гарантировали друг другу новые владения, полученные ими при разделе Польши, вплоть до оказания военной поддержки в случае покушения на эти владения любых третьих сторон или попыток их возвращения Польше.
Договор резервировал и гарантировал за Пруссией получение Варшавы, включая Правобережье Вислы по линии река Свидра – слияние реки Нарев с рекой Западный Буг, а за Австрией закреплял Краков с округом.
Что же касается разграничения между прусскими и австрийскими зонами в Польше, то демаркация их откладывалась до работ погранично-согласительных комиссий, в которых Россия брала на себя роль посредника и примирителя.
14 декабря 1795 г. Екатерина Великая издала «Указ о присоединении к России Литвы и Черной Руси». Согласно указу, новая русская граница шла от границы Волыни (верховье реки Припять, севернее польского города Хелм) до Брест-Литовска, а оттуда по течению реки Западный Буг до границы Подляшья (село Янув-Подляски) и отсюда поворачивала в северо-восточном направлении вдоль Подляшской границы до верховьев реки Нарев (Беловежье), и оттуда на север до пересечения реки Неман у Гродно, а затем по течению Немана до пересечения Неманом прусской границы, а далее вдоль старой литовско-прусской границы к Балтийскому морю до города Поланген (Паланга). Все земли к востоку от очерченной линии входили в состав Российской империи и подчинялись генерал-губернатору Литовского края – генерал-фельдмаршалу князю Репнину.
Отходящая к России территория Великого княжества Литовского разделялась на две губернии с центрами в городах Вильно и Слоним. Виленской губернией назначался управлять генерал-майор Александр Тормасов, Слонимской – генерал-майор Иван Новицкий.
Таким образом, приобретенные Россией территории подразделялись на собственно Литву (Виленская губерния) с литовским населением и на Черную Русь (Западная Белоруссия) – Слонимская губерния с преимущественно белорусским населением.
Подавляющее большинство русских, польских и западноевропейских историков оценивали третий раздел Польши прежде всего с эмоциональной (нравственной) и правовой точек зрения. Такие оценки неверны хотя бы из-за отсутствия всеми признанных критериев морали и права. Нам ли из XXI века судить XVIII век? По сравнению с действиями палестинцев и израильтян, американцев и афганцев, русских и чеченцев, все войны XVIII века являются образцом ведения боевых операций. Никто так не уничтожал мирных жителей, никто так не зверствовал с пленными, как вышеперечисленные стороны в XXI веке.
Вернемся еще раз к совместной декларации России и Австрии от 23 декабря 1794 г. (3 января 1795 г.). Там говорилось: «Два монарха, убежденные опытом прошедшего времени в решительной неспособности Польской республики устроить у себя подобное [твердое и сильное. – А.Ш.] правление или же жить мирно под покровительством законов, находясь в состоянии какой-либо независимости, признали за благо в видах сохранения мира и счастия своих подданных, что предпринять и выполнить совершенный раздел этой республики между тремя соседними державами представляется крайней необходимостью».
Что могут возразить критики этой декларации? То, что Речь Посполитая могла жить мирно? То, что подданные России и Австрии не были заинтересованы в разделе?
Ах! – воскликнет душка-интеллигент. – Вот если бы соседние державы не вмешивались в польские дела, если бы у Стася был бы твердый характер, если бы католики возлюбили диссидентов, если бы все радные паны помирились и стали бы безоговорочно подчиняться королю, если бы все гайдамаки побросали сабли и мушкеты и стройными рядами пошли на барщину к панам и к евреям-арендаторам, то как бы расцвела Речь Посполитая!