Богач и его актер - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 74

Встал, отряхнулся и не торопясь пошел дальше. Тихонечко прошел мимо Лены – она, казалось, спала. Сидела, положив голову на два кулака, и довольно громко сопела. Прядка волос, которая спускалась на ее лицо, чуть вздымалась от дыхания. Она низко нагнула голову, под приподнявшимся воротником форменной куртки была видна нежная шея, просвечивал тонкий хребет. Кожа была совсем прозрачная. Дирк отметил, что ему совершенно не хочется погладить ее по пушистому затылку или, упаси господь, запустить руку за воротник, погладить по спинке, а может, даже в более интересных местах. Ни капельки. Спит себе девочка, и слава богу. Главное, чтобы она завтра закончила дежурство и успела уехать из «Гранд-отеля» до полудня, а точнее, до 12 часов 40 минут. Еще одну бомбу Дирк осторожно положил в фарфоровую вазу с изображением ее величества. Потом подумал, что сделал это зря, будет просто много мелких осколков. Но уже поздно: ваза была большая, снимать ее с постамента и вытряхивать бомбу было бы совсем глупо, Лена от шума могла проснуться, а он все это проделывал почти что на ее глазах, то есть на ее закрытых глазах.

Он снова поднялся по лестнице наверх, уже не на второй этаж, а на третий. Хотелось зайти в тот номер, в котором он жил тридцать лет назад и который ему показывала Лена. Но в номере сейчас наверняка живет кто-то из этих, приехавших на ретрит. На цыпочках прошел мимо двери, остановился на мгновение, из-за двери не слышно было никакого шума и движения, но все же создавалось ощущение, что там кто-то есть, поэтому он не стал даже пытаться нажать дверную ручку и отворить дверь. Вдруг он услышал шум и голоса в конце коридора. К нему приближалась компания, судя по голосам, четыре человека, мужчины и женщины. Они о чем-то переговаривались на непонятном языке. Дирк попытался прислушаться, но сообразил, что сейчас это не имеет никакого значения, и, чтобы не встречаться с ними, решил забраться этажом выше – на четвертый. Туда, где расположен этот самый суперапартамент, который, по словам Лены, разделили на два. Черт, кажется, они поднимаются за ним. Наверное, те самые «мерседесники». На четвертом этаже было всего две двери, ведущие в номера, в два самых дорогих номера. Как будет глупо, если его застукают.

Тут Дирк заметил в левом углу коридора еще одну дверь, шагнул туда.

Прекрасно! Это оказалась винтовая лестница, которая вела на бельведер, небольшую застекленную башенку, венчавшую «Гранд-отель». Какая удача! Даже если они заберутся сюда и столкнутся с ним, то ничего страшного: любой постоялец отеля имеет право сидеть на бельведере и любоваться окружающим пейзажем – лесом и озером, оно же, кажется, залив. Но, слава богу, компания, погалдев и потолкавшись внизу, все же разошлась по номерам.

Дирк хотел было пофантазировать: кто эти люди? Они так и остались одной компанией или разделились на две пары? Важные дамы захомутали себе крепких мальчиков или, наоборот, важные старики нашли себе приятных спутниц? Но он чувствовал, что ему лень об этом думать, все это так или иначе было связано с сексом, а секс внезапно стал ему тошен и скучен. Недаром пять минут назад, наблюдая нежную шею и кусочек спины спящей Лены, он не испытал ни малейшего мужского чувства. Да и какое, к чертовой матери, мужское чувство в семьдесят пять лет? На бельведере Дирк засунул последний взрывпакет за деревянную панель, которой были облицованы каменные стенки ниже подоконника. Снова подивился, как здесь все расшаталось, как все скрипит, ерзает и отваливается.

Перед тем как спуститься вниз, он еще раз – теперь он точно знал, что в последний, – оглядел весь пейзаж. Посмотрел назад, увидел площадку, на которой стояло полтора десятка автомобилей. Эту крохотную улочку из десятка домов, где жили служащие и где был тот самый китайский ресторан, на который ему днем не хватило денег… Вот любопытно! А ведь он абсолютно не хочет есть, он переборол чувство голода, и ему было приятно это осознавать. Как будто он одержал маленькую, но очень важную победу. Дальше – лесистый холм с церквушкой на вершине, еще левее и ниже – виллы вдоль воды, лишь в одной из них горело окно, остальные или спали, или были на время покинуты хозяевами. А направо видна железнодорожная станция – конечная станция, так и называвшаяся – «Гранд-отель». Именно отсюда он планировал завтра уехать и где-то на середине пути нажать кнопку у себя в кармане. Он повернулся по часовой стрелке, увидел рыбный ресторан, куда бессмысленно и отчасти позорно заходил днем, мостики и засыпанные гравием дорожки со скамейками.

Та тетка, которую он полчаса назад видел из окна своего номера, все еще продолжала гулять у воды. Вернее сказать, не гулять, а стоять, сложив руки на груди. Дирку показалось, что она и в самом деле негритянка или мулатка. Светила луна, и ясно было, что и голова, и лицо у нее темнее, чем должно было быть даже ночью.

* * *

Единственной женщиной, которая так и не поговорила, так и не познакомилась с Дирком фон Зандовом во время съемок, была знаменитая певица Альбертина Райт. Да, конечно, она была оперная дива высшего разбора. Но все-таки Дирку казалось слегка унизительным специально подойти к ней или просить кого-то, чтобы его познакомили. С другой стороны, он вовсе не хотел, чтобы она специально подходила к нему сама, протягивала руку, делала книксен и говорила: «Господин фон Зандов, честь имею представиться». Он со всеми тут знакомился естественно, спонтанно, просто встречаясь глазами, или передавая тарелку у шведского стола, или присаживаясь за столик, – это получалось легко, естественно, по-человечески, без церемоний. Со всеми, начиная от Маунтвернера и кончая этим загадочным и опасным торговцем оружием из Ливана, который хотя в дальнейшем и не выказывал особого желания общаться, тем не менее при первой встрече улыбнулся, протянул руку, назвал себя и, услышав имя Дирка, по-восточному приложил руку к сердцу и поклонился. И Дирк сделал то же самое. Не говоря уже о дамах и господах рангом пониже. Впрочем, здесь по затее Ханса Якобсена все были равны, все были его друзья. И только Альбертина Райт, громадного роста, полноватая, большегрудая, держалась как памятник себе. Медленно и величественно проходила к столу, за которым уже сидела такая же здоровенная ее камеристка, и смотрела всегда прямо перед собой, поверх голов окружающих. Ей это удавалось, потому что росту в ней было, наверное, метр восемьдесят пять. Возможно, думал Дирк, все дело в том, что она чернокожая, и есть в ней поколениями воспитанная особая негритянская обидчивость, сверхчувствительность к любому жесту, взгляду или интонации. Да, поколения рабства. Ведь все они, даже самые продвинутые негры – джазмены, актеры, спортсмены, певцы и миллионеры, – все они имели дедушку-раба и бабушку-рабыню. Потому и держатся так надменно. А божественную Альбертину упрекать и вовсе было невозможно. Ее надменность была скрыта в ней самой, она не выходила наружу, певица никого не третировала, не глядела презрительно, она действительно существовала как статуя.

Россиньоли хотел, чтобы она пела, но не просто так, а сольную партию сопрано в «Реквиеме» Джузеппе Верди. Для этого он заставил еще двух друзей Ханса Якобсена спеть соответственно басом и тенором, а какую-то актрису, подругу скрипача Либкина, сделал меццо. Строго говоря, в присутствии Альбертины меццо было не нужно, потому что у нее был потрясающий диапазон, но никуда не денешься, в «Реквиеме» Верди, как, впрочем, и в «Реквиеме» Моцарта, помимо хора поют четыре солиста. Подруга Либкина оказалась неплохой певицей. Правда, она не хотела петь вместе с Альбертиной Райт, и Россиньоли тщательно и нежно ее уговаривал. «Для биографии, мадам, для мемуаров», – говорил он. Она долго фыркала, но в конце концов согласилась.