Богач и его актер - читать онлайн книгу. Автор: Денис Драгунский cтр.№ 60

Я виновата перед тобой, что не настояла на нашей совместной жизни тогда, в 1980 году, а сейчас, в 2004-м, не хочу быть виноватой перед тобой снова, я не хочу превратить твою жизнь в полный ад. Ты спросишь – почему? Потому что каждым взглядом, каждым жестом, каждым словом я буду упрекать тебя за нашу разлуку в восьмидесятом – или в семьдесят девятом? За нашу несостоявшуюся счастливую и красивую жизнь. И даже если я не произнесу ни одного обидного слова, не сделаю ни одного неловкого жеста и ни разу не посмотрю на тебя с недовольством или злостью, все равно во всем ты будешь видеть упрек, упрек и еще раз упрек. К сожалению, дорогой Дирк, люди устроены именно так и никак иначе. Это непреложно. Это что-то вроде закона Архимеда. Все, что мы сделали, обязательно возвращается к нам в том же самом объеме, с точностью до миллиграмма. Как та самая жидкость, которую вытесняет погруженное в нее тело. Ты ведь помнишь этот физический опыт, Дирк. Ты ведь ходил в школу.

Прощай, дай тебе Бог покоя и удачи».

* * *

Но вернемся к голоду.

Живя с Лизой, Дирк прекрасно – и навсегда – усвоил привычку не есть после шести. Поэтому он был такой подтянутый, с плоским, почти мускулистым животом. Хотя по части мускулов он был вообще-то не очень. Не больше, чем требуется драматическому актеру, который не собирается играть разных рейнджеров и суперменов. Для такого актера главное – худоба и стройность. В последние годы, живя на скудную пенсию, Дирк тоже ел мало и старался не есть на ночь.

Я уже пятый раз, наверное, это повторяю, потому что в тот вечер с Дирком случилось что-то странное. Он хотел есть просто мучительно, неудержимо. Ему казалось, он ни о чем другом и думать не может. «Почему так?» – спрашивал он себя. И я тоже вас спрашиваю. Оттого, что он оказался именно в «Гранд-отеле», в этом месте пиров и развлечений? Или оттого, что его организм вспомнил, как они здесь завтракали, обедали, ужинали и закусывали тридцать лет назад во время съемок? Отель предоставлял роскошный завтрак с горячим блюдом, порой не с одним, а с тремя-пятью. Там были сосиски, бекон, жареная рыба и что только хотите – горячие оладьи в русском стиле, горячие бур-геры по-американски и неимоверная россыпь холодных закусок. Прекрасные обеды в ресторане, где официанты разносили салаты, супы, стейки и сладкое. Обильные ужины. Ну и в дополнение ко всему в банкетном зале было всегда накрыто некое подобие шведского стола. Каждый участник съемок, начиная от Джейсона Маунтвернера и загадочного ливанского торговца оружием и кончая той самой ассистенткой художника, с которой умудрился переспать Дирк, – все подходили туда и брали себе что-нибудь вкусненькое. Ханс Якобсен, нужно заметить, установил весьма демократические порядки: все присутствующие ели вместе. Однако в реальности к столикам для самых что ни на есть випов люди из технического персонала не приближались, хотя никаких загородок, никаких бархатных канатов, висящих между бронзовыми стойками, конечно, не было. И, кажется, не было и охраны, хотя на самом деле охрана, разумеется, была – трудно ведь поверить, что господин Дюпон и господин Маунтвернер приехали, аки агнцы божьи, с одним чемоданом костюмов; но эта охрана была как-то здорово замаскирована. Во всяком случае, плечистых молодых людей, глазами обшаривающих толпу, Дирк ни разу не видел.

Да, очевидно, все дело в «Гранд-отеле», потому что в «Гранд-отеле» он постоянно что-то жевал. Видимо, именно тут, именно тогда ему и представилась та вожделенная возможность отожраться, как говорили во Фрайбурге в пятидесятые. Слава богу, съемки длились всего месяц и десять дней. Что, впрочем, немало – Россиньоли снимал не торопясь. За это время Дирк фон Зандов не успел как следует разжиреть, набрал всего килограмма три, которые потом довольно быстро сбросил во время своих триумфальных поездок по фестивалям. Там, кстати говоря, тоже были фуршеты и банкеты, но тут уж он серьезно решил взяться за ум, есть поменьше и вообще не ужинать.

«Но в конце концов! – сказал себе Дирк. – Да, мне очень хочется есть, да, у меня прямо живот подводит, и голова кружится, но во мне все-таки, – и тут он ущипнул себя за живот и подергал этот кусок кожи, а затем-проделал то же самое с бицепсом на левой руке, – семьдесят восемь килограммов веса! Я же не дистрофик, у меня же есть какой-то внутренний питательный ресурс, я же не умру от голода за этот вечер. А плохо, тяжело и тоскливо в этой жизни мне было очень много раз, не привыкать, как говорится, поэтому, – чуть ли не вслух сказал Дирк, прогуливаясь по коридору, – я смогу перетерпеть».

Он пошел обратно, снова оказался у стеклянных дверей ресторана и увидел, что столики передвинуты так, что получилось три больших стола, за каждым из которых, он посчитал, сидело примерно по двенадцать человек. Получается, что он верно прикинул, когда смотрел на людей, выходящих из автобуса. Человек тридцать-сорок, подумал он тогда, ну вот их и оказалось, да, именно так, тридцать пять человек. Во главе каждого из столов сидел один из этих «мерседесников», как их про себя назвал Дирк, тех важных лиц, что прибыли первыми. За ближним к дверям столом сидела как раз та самая дама с бриллиантовой обезьянкой на лацкане графитового пиджака. А там подальше, ближе к окнам, двое ее коллег, людей ее уровня.

Их отличала прежде всего одежда, потому что все остальные были хоть и в костюмах, хоть и в галстуках, а женщины хоть и в так называемых английских пиджачках, но все-таки их одежда была не на сто процентов formal, все-таки чуточку casual. Пиджаки были скорее мягкие, пастельных тонов, и галстуки были пестрые, и сорочки на мужчинах, и блузки на женщинах – светло-светло-голубые, тонко-кремовые или пепельно-серые, но не белоснежные, как у этих главных, одетых в безупречные черные пиджаки, ослепительно-белые сорочки и строгие темно-красные галстуки.

И вот что удивительно: когда Дирк смотрел на официантов, разносящих блюда или раскладывающих салаты знаменитым официантским жестом, зажав в пальцах вилку и ложку, как китаец палочки, когда он смотрел на людей, которые ужинали, кто медленно и аккуратно жуя, кто жадно пожирая, а кто равнодушно трогая вилкой крохотную горку салата у себя на тарелке, на огромной тарелке, как это и принято в дорогих ресторанах, – когда Дирк на них смотрел, ему совершенно не хотелось есть. Но стоило ему отвернуться, приступы голода начинались снова. Надо понимать, то была чистая психология, ведь если бы он хотел есть по-настоящему, то от созерцания людей, в трех метрах от него за прозрачными стеклянными дверьми пожирающих всякие деликатесы, у него должен был случится голодный обморок или рези в желудке.

Ну нет так нет. Он вошел в холл. Лена все так же сидела на своем месте, равнодушно опустив глаза куда-то под стойку. Видимо, по-прежнему читает свою английскую книжку. «Мидлмарч», британскую «Анну Каренину». Там и сюжет был отчасти похожим – ну, от самой маленькой части. Доротея Брук в совсем юном возрасте вышла замуж за почти пятидесятилетнего ученого-священника. Потом он умер. Скоропостижно скончался. Его нашли в саду, он сидел за столом, низко опустив голову на скрещенные руки, и как будто дремал.

Почти как самоубийца-жена Ханса Якобсена по имени Кирстен на могиле своего мертворожденного ребенка.