Иезуит - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Кейн cтр.№ 82

Золото было везде. Свет факелов отражался от его поверхности, оттого вокруг и сверкали бесконечные звездочки. У меня захватило дух, хотелось тут же выпрыгнуть из лодки и бежать, бежать к золотым горам… Но я, как вы понимаете, благоразумно остался в пироге.

Вскоре, однако, мы причалили, и тут я, наконец, получил возможность осмотреться. Мы находились в небольшом гроте, в центре которого возвышалось что-то похожее на пьедестал. На нем в окружении многочисленных золотых фигурок стоял золотой же ларец. Пока Сампа Анка открывал его, я успел оглядеться.

Нет, это не был город в прямом смысле слова. Скорее, склад. На земле, на камнях и даже на сталагмитах лежали плошки, тарелки, стаканы, статуэтки, какие-то украшения, бусы, фибулы, ожерелья. И все это было из золота! Поверьте, Джон, даже самое богатое воображение не в состоянии такого представить. Я стоял, ошарашенно оглядываясь, пока Анка не позвал меня:

— Амаута.

Я подошел к нему, все еще пребывая в совершенном шоке от увиденного. Сампа Анка кивнул на открытый ларец. Он был почти пуст, лишь на дне лежал какой-то манускрипт. Развернув его (он был написан на латыни), я прочел:

«Не нам, Господь, не нам, но имени Твоему во славу.

Царь Эдессы Абгар Уккама узнал о чудесах Господа нашего Иисуса Христа и уверовал в Него. Почувствовав немочь великую, направил он в земли Израилевы художника своего по имени Анания, дабы нарисовал тот Божественный лик. Но сколь ни старался Анания, не смог он отобразить священные черты. И тогда Спаситель, умыв водой лицо, а затем вытерев с него влагу поданным Ему льняным платом, соизволил божественным и неизреченным образом запечатлеть на нем Свои черты. И Плат с Нерукотворным образом передал Он Абгару, дабы тот получил избавление от страданий.

Исцеленный Абгар приказал поместить чудотворный Плат в оклад, украсить его драгоценными каменьями и повесить над вратами Эдессы. А тысячу лет спустя Спас Нерукотворный, именуемый по-гречески Мандалион, отдан был в Константинополь. Когда же оный завоевали крестоносцы во времена Четвертого похода, братья наши привезли сей Божественный Плат на корабле, как величайшую реликвию, в Арагон, а оттуда — в Париж, и сокрыли его в церковной крипте Тампля.

Ныне же, когда коварный Филипп Французский объявил нам войну, мы отправляем сей Плат в Ла-Рошель, дабы оттуда перевезти его в открытую нами страну Серебряных гор. И будем молиться денно и нощно за его благополучное туда прибытие, вопреки ветрам и штормам.

Париж, 1307 год»

Затаив дыхание, читал я эту невероятную рукопись. Клянусь Вам, Джон, я и помыслить не мог, что индейцы хранят столь ценную реликвию. Немного придя в себя, я заметил внизу манускрипта приписку:

«И ныне мы, оставшиеся в живых из Ордена бедных рыцарей Иерусалимского храма, передаем сей Божественный Плат брату нашему Инка Рока для сокрытия его, и до последнего вздоха будем надеяться, что он попадет в руки достойного и благородного рыцаря-тамплиера. Знай же, держащий в руках сей манускрипт, что ежели кто сим Платом оботрет свое лицо, тому тотчас же простятся все грехи его.

Куско, 1351 год»

С замиранием сердца я заглянул в ларец и увидел на дне сложенную вчетверо ткань. Осторожно развернул ее и вскрикнул от разочарования — на ней не было ни лика Спасителя, ни чего-либо другого.

Но тут стоявший рядом Сампа Анка укрепил факел в какой-то трещине на полу и с улыбкой взял тряпицу из моих рук. Он встал так, чтобы свет шел через Плат, и я с благоговением увидел проступивший на ткани лик Христа. Помню, я упал на колени и долго молился, пребывая в каком-то блаженном неистовстве.

Наконец мне удалось немного успокоиться. Анка, все это время неподвижно державший Плат, свернул его и отдал мне. Я бережно положил реликвию в суму, все еще не веря, что стал обладателем бесценного дара.

Наступил решающий момент. Я шагнул к сыну вождя и, сколь мог проникновенно, сказал:

— Отпусти меня, брат.

Он долго не мог понять, о чем я толкую. Когда же до него дошло, что я мечтаю вернуться к европейцам, Анка горестно воскликнул:

— Так тебе было плохо у нас, Амаута? Как жаль, что ты не сказал этого раньше! Теперь, когда ты знаешь о Пайтити, я никак не могу позволить тебе уйти к нашим недругам.

Боже, каким я был дураком! Я десятки раз говорил вождю, что хочу к белым, но ни разу не сказал этого его сыну. Знай он об этом полчаса назад, и я был бы свободен! Но я еще не верил, что отказ окончателен, и принялся его убеждать:

— Клянусь, я ничего им не расскажу!

— Нет, брат мой, — покачал головой Сампа Анка. — Они будут мучить тебя, и ты можешь не выдержать. Нет, я никак не могу тебя отпустить. После твоего ухода племя должно будет покинуть город и уйти в сельву, а это десятки жизней.

В его взгляде я прочел твердую решимость. Было понятно — сын вождя меня не отпустит. Он уже чувствовал ответственность за инков, и они были для него важнее моих желаний.

Я никогда не смогу описать, что пережил в те короткие мгновения. Нельзя сказать, что я любил Анку как сына, но, безусловно, питал к нему большую симпатию. Он был моим другом, почти братом. И вот теперь он встал между мной и свободой. Свободой, о которой я грезил ночами, лежа на убогой индейской лежанке. Я ощущал себя арестантом, которого после долгих лет заточения отпустили на волю и тут же лишили ее снова. Что мне оставалось делать?! За двенадцать лет плена это была первая возможность сбежать, и если сейчас я отступлюсь, сколько придется ждать следующей? Я представил длинную череду жизней в шкуре индейца, и отчаяние охватило меня. А, может, в тот момент я просто сошел с ума…

Я принял решение. Душа моя переворачивалась от боли и ужаса из-за того, что мне предстояло сделать. Но выбора у меня не было. И я… Выхватив из-за пояса нож, я размахнулся, чтобы вонзить его в грудь Анки. И тут наткнулся на его взгляд — прямой, открытый, удивленный… В этом взгляде было все: и доверие ко мне, и любовь, и непонимание… и низость моего падения.

Страшно вспомнить, что я пережил в то мгновенье. У меня еще оставалась доля секунды, чтобы исполнить свой план. Жизнь Анки против моей свободы… Но рука моя опустилась. Быть может, я был слишком к нему привязан, или сын вождя просто оказался сильнее меня. Но я хотел вырваться! И потому сделал единственное, что мог: резко нагнулся и вонзил клинок в ногу Анки. Тот вскрикнул, я подхватил его и помог опуститься на землю.

— Прости, — прошептал я, не сдерживая слез.

Душевная боль, отразившаяся на его лице, заставила меня отвернуться.

— За что, Амаута?!

— Я стар, и жить мне осталось недолго, — пробормотал я, старательно глядя в сторону. — Хочу хотя бы последние годы провести среди своих сородичей. Не стоило становиться между мной и свободой… Скоро придет Якумама, вместе вы без труда доберетесь до Антавары.

— Видно, я совсем не знал тебя…

От этих слов у меня мороз пошел по коже. Дыхание перехватило, кровь бросилась в лицо от жгучего стыда. Еще мгновение, и я упал бы перед ним на колени. Но смог пересилить себя. Отводя глаза, я поспешно набил свою суму золотыми безделушками и побежал к пироге. А спину мне жег горький и презрительный взгляд Сампа Анки.