Джугафилия и советский статистический эпос - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Орешкин cтр.№ 76

Нет, не вдруг! В этом все дело. Человека трудно заставить сменить насиженное место, все бросить, признать, что предки даром здесь пахали полторы-две сотни лет, и отправиться восвояси, даже толком не зная родного языка. Еще труднее заставить это сделать десятки и сотни тысяч людей. Советской власти пришлось для этого немало потрудиться. Советских немцев с помощью репрессий упорно готовили к бегству по меньшей мере в течение полувека — если считать с конца 20-х. Не то чтобы со зла или специально, а скорее как побочный эффект построения светлого будущего в одной отдельно взятой стране. Вследствие чего отдельно взятая страна стала систематически проигрывать средовую конкуренцию с соседними, более удачно организованными социокультурно-хозяйственными общностями. По всему набору ключевых признаков — от экологических стандартов и жилищных условий до качества валюты и среднедушевого дохода.

Внешне процесс отразился в торможении и обращении вспять интегрального демографического роста, в обнесении территории многослойным забором с колючей проволокой (чтобы освобожденные от эксплуатации массы не утекали слишком быстро), в снижении средних показателей обеспеченности жилплощадью в городах немецкого Поволжья до 2,5 кв. м на человека. И — само собой! — в переименовании Покровской слободы в город Энгельс, а Екатериненштадта в Марксштадт.

Аналогичные прогрессивные изменения происходили с советскими евреями, советскими греками, советскими украинцами… Не говоря про алан, вайнахов, поляков, прибалтов, финнов и все прочие сомнительные народы. В том числе — о чем мы слышим реже — и с советскими русскими. Начиная с самых толковых, образованных, богатых и поэтому чуждых большевикам. Разница в том, что евреям, немцам, полякам и многим другим хотя бы теоретически можно было надеяться пробиться назад на ставшую вдруг невероятно притягательной историческую родину. А у русских запасной исторической родины нет. От оккупационного режима большевиков им оставалось либо бежать на чужбину, куда глаза глядят (Харбин и Стамбул на востоке, Прага, Берлин, Париж на западе), либо приспосабливаться.

14 марта 1937 г., одновременно с Кравалем, свою подсудно-покаянную бумагу представляет и Курман. Он в ведомстве не первое и даже не второе лицо, спрос с него меньше. Кроме того, его текст составлен умней и округлей — насколько это возможно в их безумной ситуации. А может, так кажется апостериори, ведь Курман все-таки выжил, а Краваля расстреляли. Для начала он объясняет, что перепись не может давать отклонений более, чем на плюс-минус 1 млн (в его воспоминаниях говорится о плюс-минус 1 %, то есть 1,5–1,7 млн. Типичная аберрация памяти, которая задним числом выстраивает более комфортную для мемуариста картинку). То есть дает начальству понять, что данные ЦУНХУ не вредительская выдумка, а нечто близкое к объективной реальности. Другое дело, что реальность можно интерпретировать по-всякому.

Кампания, поднятая в прессе с целью разоблачения вредительской переписи — отличный пример предвзятой интерпретации. Установка предельно проста: подлые демографы нарочно не всех учли. Бдительные граждане сигнализировали, что в некоторые дома переписчики вообще не заходили, а иных зданий даже не было в списке!! Часть людей переписывали со слов домашних, часть — по домовым книгам… Ужас, ужас, ужас. Но открыть ли тайну? Именно так делаются переписи во всем белом свете. И до и после 1937 г. Нигде и никогда нет исчерпывающего (тем более безошибочного) списка домовладений, нигде и никогда не удается опросить всех без исключения. Зато везде и всегда часть информации получается со слов родных или соседей, в муниципалитетах и прочими косвенными методами. Результаты переписи всегда более или менее точная оценка, некий интервал с неизбежным плюсом-минусом, а вовсе не точно установленная неколебимая цифра.

При работе с обширными массивами данных (десятки миллионов человек просто огромный массив) на помощь специалистам приходит статистический Закон больших чисел, благодаря которому случайные отклонения (то есть отклонения, не имеющие систематической природы) благополучно гасят друг друга. Где-то дом недоучли, а где-то, наоборот, учли жильцов нового дома, который не был внесен в предварительные списки. Где-то хозяева в день переписи отсутствовали, а где-то, наоборот, переписали сверхплановых гостей. Это — нормально. Стандартная ошибка метода изначально признается и корректно рассчитывается организаторами процедуры. Отскоки в плюс нейтрализуются отскоками в минус, и в целом выходит доброкачественный материал с точностью, как справедливо указывал Курман, до 1 млн человек. Максимум до 1,5–1,7 млн.

Таков многократно проверенный на практике добросовестный подход. И совершенно другое дело — кампания шельмования. Здесь как раз однозначно смещенная в одну (негативную) сторону выборка. Ведь никто из бдительных граждан не послал в газету жалобу, что его дома или целой новой улицы в списках не было, а вот пришли и злодейски переписали!! Нет, в партийной прессе четко знали свой маневр и отбирали лишь свидетельства недоучета. Трудящиеся, со своей стороны, тоже отлично понимали, с какого боку разоблачать. Есть такая довольно широко распространенная порода людей («беспокойные сердца»; в годы стрессов и массовой истерики их количество увеличивается), которым нравится быть рядом с палачом. Сегодня травим этих, завтра тех. А послезавтра тех, кто руководил первой травлей. Тоже хорошо! Главное не победа, а участие. Это дарит иллюзию самоуважения и временное избавление от гнетущего страха: вот глядите, мой сигнал в газете пропечатали! Уж мы с тов. Ежовым их душили-душили…

Главная задача записки Курмана — объяснить, почему данные переписи расходятся с желаемой оценкой населения в объеме около 170 млн человек. То есть хитрый автор с самого начала спустил на тормозах раскрученное в прессе и обещанное пятилетним планом на 1937 г. число в 180,7 млн. Очень даже грамотно: теперь остается всего лишь подтянуть статистическую резину к цифре, объявленной Сталиным на «Съезде победителей». Вождю и самому надо поскорей отделаться от заявки на 180 млн. Забудьте, товарищи. Такого никогда не было. Отставить! Лучше выясним у этих сомнительных спецов, почему даже 170 млн у них на 1937 г. не сложилось. Им же еще в 1934 г. с партийной трибуны послали ясный сигнал: 169 (168) миллионов! И вообще, чем они там у себя занимаются, когда весь советский народ в едином порыве преодолевает временные трудности?!

В марте 1939 г., на XVIII съезде ВКП(б), после двух лет террористической чистки, тов. Сталин в своем неповторимом стиле разворачивает ситуацию на 180 градусов:

То есть это не тов. Сталин, а «некоторые работники Госплана старого состава» заливали трудящимся про ежегодный прирост населения более 3 млн душ (лето 1930-го, когда страна сползает в голодомор) или что «каждый год мы получаем приращение на целую Финляндию» (декабрь 1935-го, расцвет второй пятилетки; население Финляндии в то время составляет 3,5 млн человек). Какие, черт побери, в этом Госплане старого состава работали фантазеры! Если не хуже. Очень хорошо, что с помощью бдительных граждан и чекистов мы их выявили и уничтожили. Теперь пойдет у нас уж музыка не та. У нас запляшут лес и горы!