Рутерфорд хмыкнул.
— Но ты мог бы, как другие, время от времени приезжать домой. Твоя занятость недостаточно веская причина для того, чтобы покинуть Уэверли Холл и родителей на столько лет. — Его глаза сузились. — И Анну.
Дом выпрямился.
— Не вмешивайся в мою супружескую жизнь, — предупредил он. — Хотя, если Анна говорит правду, ты это уже сделал.
Рутерфорд медленно встал.
— Какую супружескую жизнь ты имеешь в виду? У тебя ее не было! Но теперь я вмешаюсь. То, как ты обращаешься с Анной, — преступление!
Дом изо всех сил старался не сорваться и не наговорить лишнего.
— После замужества она стала виконтессой, теперь маркизой. Когда-нибудь станет герцогиней. Анна вряд ли пострадала от того, что вышла за меня замуж.
— О, она достаточно пострадала, — повысил голос Рутерфорд. Его лицо покраснело. — Она любила тебя, когда выходила замуж, и ты чертовски хорошо это знаешь. Она любила тебя с детства, а ты был всего лишь слишком красивым и плохо воспитанным повесой! Какого черта тебя здесь не было столько лет?
— Ты же знаешь, я участвовал в войне, — холодно ответил Дом.
— Ерунда. Шесть месяцев ты ждал, пока тебя включат в списки, уже почти год, как не служишь. Да ты бы вообще не приехал сюда, если б не болезнь и смерть Филипа.
Дом, вот-вот готовый вспылить, сделал над собой усилие и спокойно ответил:
— Ты прав.
Рутерфорд долго смотрел на него.
— Знаешь, Дом, иногда я думаю, что хорошо знаю тебя, и тут же оказывается, что я тебя совсем не понимаю. Дом поморщился.
— Иногда я сам себя не понимаю.
— Я знаю, что ты не горел желанием жениться, но согласился, что тебе пора вступить в брак. Ты выбрал Фелисити, и я не возражал. Потом ты скомпрометировал Анну, и тебе пришлось жениться на ней. Ты женился на прекрасной женщине. Зачем ты уехал?
— На это были свои причины.
— Назови хоть одну!
Дом стоял в нерешительности.
— Может, я не мог вынести того, что сделал.
— У тебя было четыре года, чтобы искупить свои грехи. Почему ты не остался здесь, с Анной? Почему не окружил уважением и заботой, которые она заслужила?
Дом посмотрел на бокал, который сжимал в руке.
— Анна хочет, чтобы я уехал. Она презирает меня.
— Она влюблена в тебя, — с болью в голосе сказал Рутерфорд.
Дом с удивлением почувствовал, как легкая дрожь пробежала по телу; он посмотрел на деда.
— Дедушка, ты ошибаешься. — И, помолчав, добавил: — Это правда, что ты оформил дарственную и отдал этот дом Анне?
Рутерфорд мрачно взглянул на него.
— Да, я написал дарственную. Когда я умру, этот дом плюс годовая рента достанутся Анне. Остальное будет твоим.
— Я не могу в это поверить.
— Почему? Все сделано по закону, могу тебя уверить. Еще до того как вы с Анной поженились, мои юристы оформили договор о разделе собственности. Его подписали я и твой отец.
Дом не верил своим ушам. До того как он женился на Анне?
— Что еще за договор о разделе собственности?
— Договор, согласно которому после смерти твоего отца Уэверли Холл переходит во владение Анны. Если у тебя не будет наследника. Суд лорд-канцлера утвердил дарственную. Анна сможет получить все документы и деньги, если обратится к дарителю. — Рутерфорд спокойно выдержал взгляд Дома. — А даритель — я.
У Дома в ушах стучала кровь.
— Как ты мог так поступить со мной? — процедил он сквозь зубы. — Уэверли Холл должен быть моим! Если ты хочешь вмешаться в наш брак и сделать Анну независимой, — хотя, видит Бог, она уже и так достаточно независима, — отдай ей любое другое имение, но не этот дом, где я родился, не дом моего отца!
Рутерфорд ничего не ответил, но лицо его дрогнуло от улыбки.
— Что ты находишь в этом смешного? — не сдержался Дом. — И что ты задумал?
— Я не нахожу ничего смешного в том, как ты обошелся с Анной, — сказал Рутерфорд. — И почему ты считаешь, что я что-то задумал?
— Потому что я знаю тебя. Или ты так полюбил Анну, что потерял голову?
— Да, я люблю Анну. Она мне как дочь, которой у меня никогда не было. Анна самая лучшая женщина, которую я когда-либо знал. Добрая, умная, рассудительная, решительная. Тебя не было четыре года. Ты, вероятно, не знаешь, чего лишился, но кто-то должен сказать тебе об этом.
— Я полагаю, что могу оценить женщину и без твоей помощи. — В отчаянии Дом налил себе еще бренди, но сделал лишь маленький глоток, чтобы сохранить ясность мыслей. — Чего ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты обращался с Анной так, как она того заслуживает.
Дом повернулся к деду.
— Может, отдавая ей наследство, которое должано было от отца перейти ко мне, ты хочешь почувствовать себя ее мужем? Опомнись!
— Я думаю, что на долю Анны выпало гораздо больше страданий, чем следовало, и все из-за твоего бессердечного отношения к ней. Я думаю, что она заслуживает собственного дома и определенного дохода, если у нее нет настоящего мужа. Разве это не справедливо?
Дом сердито смотрел на старика.
— Теперь я начинаю понимать, в чем дело.
— Неужели? — Тон герцога смягчился. — В жизни есть кое-что еще, кроме ведения счетов, разбора жалоб, оплаты векселей и скачек на лошадях, мой мальчик. И та красотка, которую ты затащил к себе в постель, не заменит тебе жены. Иногда мне кажется, Дом, что ты намеренно делаешь себя одиноким.
Дом замер.
— Я не одинок, — хрипло ответил он.
— Если ты думаешь, что французская актриса согреет твою душу, то ты круглый дурак, — без обиняков сказал Рутерфорд.
— Я не обязан выслушивать твои упреки.
— Да, не обязан, но тебе придется меня выслушать, если ты хочешь вернуть Уэверли Холл.
Доминик сжал кулаки.
— Хорошо. Я хочу получить этот дом. Я отдам Анне другой, я дам ей особняк в десять раз больше этого, если она пожелает.
Рутерфорд улыбнулся.
— Ну, так что же я должен сделать, чтобы вернуть Уэверли Холл? — гневно спросил Доминик.
Рутерфорд все еще улыбался. Доминик почувствовал, что у него на лбу выступил пот.
— Для такого мужчины, как ты, вернуть Уэверли Холл проще простого.
Дом ничего не ответил, напряженно ожидая, что скажет старик.
— Прежде чем я умру, я хочу увидеть правнука, — серьезно произнес Рутерфорд, и улыбка исчезла с его лица. — И время не на моей стороне.
Дом остолбенел.