Я опешила. Приложила испуганно руку к груди.
— Нет, на мне он, — успокоилась, ощущая артефакт под одеждой.
— Не вижу! — На меня уставились изумленно.
Достала оберег.
— Во что ты его замотала? — Смешно округлила глаза баронесса.
— Лоскут оторвала от носового платка. Вчера вечером. Что б кожу не щипал, когда нагревается, а то «кусаться» стал часто.
Тельма смотрела на медальон у меня в руке, замотанный в тряпицу, со смесью восторга и непонимания одновременно.
— Где взяла?
— Верина пару штук подарила перед отъездом. Страбор колдовство на них наложил какое-то самоочищающее.
— Боги, — простонала Тельма, прикрывая глаза, — как все просто! Невероятно! Я голову сломала, чем его замазать, чтобы магию скрыть, а какой-то мальчишка взял и решил нашу проблему, сам того не ведая!
— Правда не видно? — Вдохновилась я такой новостью. — А от тряпочки не фонит волшебством?
— Немного бытовой магией, но это нормально. Многие применяют подобную к одежде.
— И я могу идти на вечеринку?
— Бесса, где вы набрались таких словечек? — насмешливо пристыдила меня баронесса и, изобразив чопорность на лице, исправила: — Прием в честь его сиятельства графа Морана в ратуше с обедом и танцами… Куда побежала!
— К Лео, обрадую! Мадам Кору поручаем тебе! — сорвалась я с места, а в спину летело: «Таурон спрячь! Лицо закрой!»
Глава 9
— Я обнял мачту, как любимую женщину…
— А вы уверены, что это была мачта, а не газовый фонарь?..
х/ф «Земля Санникова»
Мата Хари во мне умерла, стоило только переступить порог зала для торжественных приемов ратуши города Ливика. На словах легко все дается, а попробуйте воплотить в действие план, с первого взгляда простой в своем исполнении, и в то же время сложный, потому что подобное ты никогда не проворачивала. Сомнения и страх обрушиваются на тебя безжалостной волной, сметая последние крохи бравады и бесшабашности. Смотришь в лицо жертвы твоих коварных замыслов и ощущаешь себя жалкой лицемеркой. Он держит твою руку, поданную для поцелуя, а тебя сковывает холодом позорного страха внутри. Не знаешь от волнения куда смотреть. Избегаешь прямого взгляда, будто он может в черных провалах глазниц сквозь плотный рисунок вуали рассмотреть подвох и спланированную жестокую каверзу. Нервничаешь и оттого слишком резко вырываешь ладонь, после прикосновения его жирных влажных губ. Голос дрожит, и ты заикаешься на простых фразах ответной вежливости после простого «Рад знакомству». Никудышная из меня обольстительница вышла на деле.
Обещанный обед оказался фуршетом. Зал продолговатой формы с высоченным сводчатым потолком являл собой образец аскетизма и минимализма. Несколько жестких скамеек-диванчиков по периметру помещения. Каждые метра три-четыре высокие напольные канделябры на пять свечей. Ажурные решетки на мозаичных окнах. И практически голые светло-серые стены, не считая портретного ряда на одной из них и панно на другой с изображением герба города. Трех музыкантов усадили в углу, и те пиликали какую-то спокойную приятную мелодию, звучащую на фоне гула множества голосов, создавая мало-мальский уют и развеивая ощущение холода и тоски в большом зале. Длинный стол вдоль одной из стен был заставлен блюдами с закусками, канапешками, пирожными, вазами с нарезанными фруктами и напитками. Мимо гостей сновали проворные официанты в белоснежных рубашках и черных жилетах с переброшенной салфеткой через руку. Народу предлагалось разнообразное спиртное в бокалах и рюмках.
Лео рядом, как и обещал, не отходил ни на шаг. Поддерживая нежно под локоток, прошептал:
— Все идет как надо. Ты отлично справляешься.
С трудом до меня дошел смысл сказанного и немного отпустило. Немного. С досадой поняла, что пересохли губы под слоем блеска, горло требует влаги. С завистью посмотрела на столы, где в ассортименте стоят стеклянные кувшины с разнообразными напитками и услужливый служка наливает желающим в высокие бокалы розовую или лимонного цвета жидкость.
— У меня вместо внутренностей бланманже, а ты говоришь «хорошо»!
— На твою кротость и таинственность… оставь в покое локон, он безупречно лежит на плече… толстяк уже сделал стойку. А от твоего запаха у него, кажется, даже глаза на переносицу съехали. Не оглядывайся, он лижет тебя взглядом… О-о, как же он тебя смакует в мыслях!
— Бе-е, не надо мне этого говорить, я после его поцелуя перчатки выкину, — сдавленно пропищала, вспомнив скользнувший по пухлым губам язык и ванильное выражение лица бургомистра после этого.
— Я пытаюсь тебя подбодрить. Видишь на стене портреты?
— Кто это?
— Основатели города и предшественники Бушара. Второй слева — руки известного портретиста Дерона, если я ничего не путаю.
— Назови мне еще пару художников. Должна же я блеснуть слабой эрудицией.
— Хуммель, Маруани… Э-э…
— Хватит, мне бы этих запомнить. Фух, — выдохнула, как перед прыжком в воду, — я пошла.
Быстро оглядела просторный зал в поисках Тельмы. Убедившись, что «тетушка» уже на позиции, а конкретно — что-то увлеченно втирает госпоже Коре, направилась через зал к ликам на холстах.
С первого портрета на меня смотрел седовласый мужчина средних лет с мешками под глазами. Второй был с большими залысинами на выпуклом лбу. Третий…
— Это Андрес Перес. Один из основателей Ливики, — раздался со спины голос господина Горста.
Покосилась на градоначальника, повернув голову, и внутренне собралась. Не робей, Аннушка! Тело толстяка подалось вперед, почти касаясь грудью моего плеча. Одутловатое лицо с красным рыхлым носом-картошкой и маленькими, утопающими в щеках глазками, приблизилось непозволительно близко, пытаясь разглядеть сквозь цветочный орнамент белой вуали мои черты. Вынужденно плавно отошла на полшага от борова. Взмахнула рукой в сторону картины, отвлекая настойчивый интерес к себе главы.
— Изумительная точность в деталях! Как правдоподобно художнику удалось перенести характер на холст. Удивительно, как он сумел передать тонкую красоту кружев, переливы шёлка, мерцание драгоценных украшений, непринужденную естественность поз. — Во заливаю! Откуда только взяла всю эту чепуху? — Если не ошибаюсь, это Дерон?
— М-м-м… да. Вы разбираетесь в живописи?
— Немного, — ответила уклончиво.
Еще один шаг в сторону, поворот, и вот мы уже стоим лицом к лицу, соблюдая дистанцию. Публика изо всех сил делает вид, что ничего не замечает. Женщины, прохаживаясь мимо в паре с мужчинами, заняты разговором, в то время как их шеи забавно вытягиваются в нашу сторону. Ушки, увешанные серьгами, от натуги хоть что-нибудь услышать неестественным образом делаются похожими на вращающиеся локаторы.