— Прошу тебя, не делай этого!
Джек молча свернул одежду и сунул ее в седельную сумку, где уже лежали запасное одеяло, его набедренная повязка, кремень и немного вяленого мяса. Затем надел ожерелье и спрятал его под рубаху.
— Я должен, — спокойно отозвался он.
— Зачем тебе туда ехать? — воскликнула Кэндис. — Что ты можешь сделать? — Ее голос сорвался. — Ты надолго?
Джек надел головную повязку.
— Мне нужно увидеться с Кочисом.
— Ты сошел с ума? Это слишком опасно! Джек, прошу тебя!
— Ты не понимаешь, Кэндис. Кочиса предали. Я должен быть с ним.
Она молчала, не сводя с него потрясенного взгляда. Джек подошел к жене и, опустившись на постель, потянулся к ее руке. Она отпрянула.
— Прости меня, — сказал он. — Я не могу поступить иначе.
— Как поступить?! — пронзительно выкрикнула она. — Ты что, собираешься воевать на стороне Кочиса?
Джек кивнул.
— И ты готов бросить меня здесь, беременную, чтобы сражаться вместе со своими проклятыми апачами?
Джек вздрогнул.
— У меня нет выбора.
— Нет выбора? У каждого человека есть выбор!
— О Господи! — простонал Джек. — Кэндис, это мой долг. Я не могу поступиться честью и верностью.
— Долг? Твой долг быть здесь, со мной!
— Я отвезу тебя домой, к твоим родным. Смысл его слов не сразу дошел до нее.
— Нет. Я не поеду. Джек, прошу тебя, не уезжай. Ты ничем не поможешь им.
— Я должен, Кэндис. Неужели ты не понимаешь?
— Нет! Не понимаю! Ты мой муж, и я жду твоего ребенка! Ты не имеешь права оставлять меня одну!
— Поэтому я и хочу отвезти тебя на ранчо «Хай-Си».
— Нет, Джек, я не поеду!
Он сжал ее холодные руки в своих ладонях.
— Боишься, что они узнают, что ты ждешь от меня ребенка?
— Да! Я боюсь встретиться с ними, боюсь того, что они скажут, что подумают — будь ты проклят!
Джек поднялся и, подойдя к столу, начал складывать вещи в седельную сумку. Кэндис приглушенно всхлипнула. Он вскинул сумку на плечо.
— Я попрошу сына Сантаны помочь, если тебе что-нибудь понадобится. Здесь сорок долларов. Этого хватит на несколько месяцев, если я не вернусь раньше.
Кэндис молчала, комкая простыню, на которую капали слезы. Джек подождал, пока она посмотрит на него, а когда понял, что не дождется, двинулся к выходу.
Кэндис догнала его у самой двери и повисла на нем.
— Не уходи, Джек, ты нужен мне!
Он попытался успокаивающе улыбнуться, но это ему не удавалось.
— Я вернусь, как только смогу.
— Нет! — всхлипнула Кэндис, с ужасом глядя на мужа. Джек поцеловал ее неподатливые губы и не оглядываясь вышел.
Кэндис застыла в отчаянии. Что, если его убьют? Что, если она никогда больше не увидит Джека?
Двигаясь как в тумане, она надела халат. Кэндис чувствовала себя больной и разбитой. Мир ее разваливался на части: мужчина, которого она любит, уезжает на войну, чтобы сражаться против ее народа. Сорвавшись с места, она босиком выбежала из дома. Джек выводил коня из загона. Кэндис бросилась к нему через двор. Он вскочил в седло.
— Нет! — закричала она, вцепившись в его лодыжку. — Джек, не уезжай!
— Я должен. — Лицо его казалось непроницаемой маской. — Иди в дом, Кэндис.
Она залилась слезами.
— Не уезжай, Джек! Ты не можешь так уехать, черт бы тебя побрал!
Джек на секунду закрыл глаза.
— Я люблю тебя, — тихо сказал он и пустил вороного рысью.
Вцепившись в ограду, Кэндис плакала и долго смотрела вслед темной фигуре.
Глава 56
На третьи сутки, безжалостно погоняя взмыленного вороного, Джек добрался до перевала Апачи. Чтобы индейцы не убили его, он предупредил о своем прибытии дымовым сигналом. При въезде в лагерь его встретили шесть воинов и проводили к Кочису.
Лагерь апачей располагался в каньоне Гудвина, в полутора милях от перевалочной станции. Заметив на окрестных кряжах вооруженных до зубов воинов, Джек воочию убедился, что Кочис действительно обложил станцию и держит ее в осаде. Спешившись вместе с сопровождавшими его воинами, он увидел высокую фигуру Нахилзи, торопливо шагавшего к нему. С минуту Нахилзи настороженно молчал, вглядываясь в лицо Джека.
— Я пришел, как один из вас, как друг и брат, — проговорил Джек.
Лицо Нахилзи было непроницаемым. Он явно не одобрял появления Джека и сомневался в нем. Не сказав ни слова, Нахилзи повернулся и пошел прочь. Джек последовал за ним, остро ощущая разницу между этой встречей и приемом, оказанным его пару месяцев назад. Его конь нуждался в воде и пище, но никто не предложил позаботиться о нем. Кочис в угрюмом молчании сидел перед своим вигвамом. Он медленно поднялся, завидев Джека и Нахилзи. Он молча ждал.
— Колючки оказались слишком острыми, — заметил Джек, намекая на слова Кочиса о том, что нельзя бесконечно сидеть на изгороди, разделяющей мир белых и индейцев.
Кочис улыбнулся.
— Добро пожаловать. — Он правильно понял Джека. Они обнялись, однако Нахилзи ничуть не расслабился.
— Прости меня, — обратился он к Кочису. — Но Сальваж белый.
— Не оскорбляй моего брата недоверием, — уронил он. — Позаботься о его коне.
Нахилзи подчинился и ушел с рассерженным видом.
— Похоже, что все на пределе, — заметил Джек.
— Садись, — сказал Кочис. — Ешь. Пей. Мне достаточно, что ты здесь. Взглянув на тебя, я вижу, что в сердце ты апачи. Кровь не имеет значения. — Он махнул в сторону лагеря. — Мне не хватит пальцев, чтобы пересчитать всех воинов, в жилах которых не течет кровь апачей, но все они настоящие сыновья моего племени.
Джек осушил чашу хмельного напитка, которую первая жена Кочиса тут же снова наполнила, и жадно принялся за еду. Кочис молчал, глядя на далекие хребты. Закат окрасил небо в лилово-багряные цвета, казавшиеся особенно яркими на фоне выпавшего недавно снега.
— Что произошло? — спросил Джек, покончив с едой.
— В моем слове усомнились. Меня назвали лжецом. Меня — и мой народ — предали.
Джек внимательно слушал, пока Кочис рассказывал, как было дело. Вождь говорил бесстрастно, но глаза его гневно сверкали.
Четыре дня назад отряд кавалерии под командованием лейтенанта Баскома прибыл на перевал Апачи и разбил лагерь неподалеку от каньона Гудвина. Спустившись на перевалочную станцию, Кочис узнал у служащих, с которыми находился в дружеских отношениях, что военные направляются в Рио-Гранде, но Баском хотел бы повидаться с ним. Он будет ждать Кочиса в своей палатке, вывесив белый флаг. Эта деталь должна была насторожить вождя апачей. Зачем белый флаг, если они не находятся в состоянии войны? Но тогда эта мысль даже не пришла ему в голову.