— Нет, это не она, — сказал Заяц.
Так как у него были очень зоркие глаза, он начал рассматривать этого мужчину и эту женщину, которые прогуливались при лунном сиянии. Потом вдруг он соскочил со стога и начал ползти до сарая, в котором стояли телеги и возы. Так как этот сарай находился возле стены, отделявшей двор от огорода, Заяц спрятался в воз и мог слышать все, что говорили гуляющие.
— Мишлен, — говорила женщина, — ты знаешь наверно, что ему лучше?
— Да, мамзель.
— Однако он весь изранен.
— Раны затягиваются.
— Ты думаешь, что мы можем скоро похитить его?
— Я думаю, что через неделю он будет в состоянии ходить.
— Мне хотелось бы его видеть.
— Двери замка заперты теперь; притом с тех пор, как вся шайка генерала в замке, вам ходить туда не следует.
— Мишлен, я должна войти в замок.
— Мамзель…
— Этой ночью.
— Чтобы видеть капитана?
— Я его увижу, если смогу, но не для этого. Мне надо войти е комнату мадам Солероль. Я должна взять там важные бумаги.
— Мамзель, вот уже трижды за две недели вы пересекали Ионну и приходили сюда пешком, ночью, чтобы справиться о здоровье капитана.
— Это моя обязанность, Мишлен.
— Вы знаете, какой опасности подвергаюсь я?
— Я знаю, что ты предан мадам Солероль и служишь всем, кто действует с нею заодно.
— Это так.
— Ну, так служи же и мне, раз так.
Между тем как Мишлен и его таинственная спутница разговаривали таким образом, Брюле подобрался к сыну на воз и слушал с трепетом.
— Ну, узнали вы голос вашей дочери, папаша? — спросил Заяц.
— Да, это Лукреция, — отвечал Брюле с мрачным видом.
— И вы видите, что она любит капитана, потому что пришла узнать о его здоровье.
— Это правда, но она должна мне сказать…
— Ш-ш! Слушайте же!
Лукреция говорила Мишлену:
— В замке, в комнате мадам Солероль, лежат важные бумаги которые могут погубить начальника бригады.
— О, негодяй! — сказал Мишлен. — Какую тяжелую жизнь заставляет он вас вести с тех пор, как мадам Солероль нет в замке!
— Эти бумаги, — повторила Лукреция, — я должна достать во что бы то ни стало.
— Ну! Пойдемте со мною, я знаю способ войти в замок: через окне кухни, которое остается открыто ночью.
— Да, оно только в нескольких футах от земли.
— Я вам помогу влезть. Но беда нам, если мы встретим кого-нибудь.
— Бог справедлив! — сказала Лукреция и пошла за Мишленом.
Он провел ее через двор фермы, и они прошли в трех шагах от воза, на котором притаились Брюле и Заяц.
Мишлен сказал правду, кухонное окно оставляли открытым на ночь. Мишлен нагнулся, Лукреция влезла на его плечо и проворно прыгнула на подоконник, работник поставил ногу в расщелину стены и присоединился к Лукреции. Кухня была погружена в темноту. Но Мишлен знал хорошо замок. Они прошли в переднюю, и там их внимание было привлечено громким храпом. Мишлен приложился ухом к двери, которая вела в столовую, откуда раздавалось храпение. Луч света проходил под дверью. Мишлен посмотрел в щель замка, потом попросил Лукрецию сделать то же. Оба приметили тогда начальника бригады и его гостей, храпевших под столом.
— Мы можем быть спокойны, — сказал Мишлен, — я боялся только их. Если мы встретим слугу, он не скажет ничего.
— Ты думаешь? — спросила Лукреция.
— Кроме камердинера начальника бригады, все здесь преданы мадам Солероль.
— А камердинер?
— Он пьян, как и его барин, это верно.
— Пойдем же туда!
Мишлен и Лукреция, в полумраке дошли до маленькой лестницы, которая вела в комнату мадам Солероль и по которой, мы видели, как поднимался Анри в ночь пожара.
— Верно, двери заперты? — сказал Мишлен.
— Мадам Солероль дала мне ключ, который отворяет все двери, — отвечала Лукреция.
Вошли в комнаты, которые занимала Элен де Верньер, сделавшаяся госпожою Солероль, и остановились в маленькой уборной. Лукреция приходила в замок в молодости и помнила комнаты хорошо; кроме того, госпожа Солероль дала ей очень точные указания. Войдя в уборную, она попросила Мишлена зажечь свечу. Тот высек огонь и зажег свечу, стоявшую на камине. Лукреция взяла эту свечу и вошла во вторую комнату, это была спальная госпожи Солероль; там все находилось в прежнем порядке. Солероль, из слепой ненависти к жене, никогда не хотел входить в эту комнату и запретил своим людям переступать через порог ее.
— Отодвинь кровать, — шепнула Лукреция Мишлену.
— Для чего?
— Увидишь.
Работник переставил кровать. Тогда Лукреция нагнулась, ощупала рукою пол и наконец нашла небольшую выпуклость. Когда Лукреция прижала палец к этой выпуклости, доска приподнялась и Мишлен увидел небольшой тайник, сделанный в полу. В этом тайнике стояла серебряная шкатулка.
— Вот что мне нужно, — сказала Лукреция.
Когда она брала шкатулку, Мишлен вскрикнул. Два человека показались на пороге комнаты; один был Брюле, другой Заяц, который все еще держал ружье.
— Отец мой! — прошептал Лукреция с ужасом.
И шкатулка выпала у нее из рук. Брюле грубо сказал сыну:
— Запри дверь!
Мишлен встал перед Лукрецией, чтобы защищать ее.
XLVII
Брюле слыл человеком ужасным, а Заяц — негодяем; этого было довольно для того, чтобы Мишлен, малый честный и мужественный, вздумал защищать Лукрецию, но Брюле сказал ему:
— Я не собираюсь убивать мою дочь, как ты, наверное, думаешь; так что не трудись, мой милый.
— Я не знаю, что вы задумали, — отвечал Мишлен, — но, пока я жив, вы не причините ей вреда.
— Я пришел не за этим.
— Что же вы хотите?
— Я хочу говорить с нею.
Лукреция дрожала — она боялась отца.
— Я не хочу, чтобы ты слышал то, что я скажу моей дочери, — продолжал Брюле.
— Я не уйду, — сказал Мишлен.
Лукреция спряталась за спину работника.
— Уйди, — повторил Брюле.
Но Мишлен не трогался с места. Против своего обыкновения Брюлэ был спокоен.
— Послушай, — сказал он Мишлену, — возьми ружье у Зайца.
— Как бы не так! — сказал Заяц. — Я не отдам моего ружья.
— Отдашь! — повелительно сказал Брюле. — Возьми это ружье, Мишлен, и ступай в соседнюю комнату. Ты будешь вооружен, у меня оружия нет. Если ты услышишь крик моей дочери, ты можешь прийти к ней на помощь.