Сравнительные жизнеописания - читать онлайн книгу. Автор: Плутарх cтр.№ 202

Желание его взять Афины было весьма сильно и неисцелимо. Неизвестно, сражался ли он по тщеславию с призраком древней славы города или был раздражен насмешками и хулами, которыми со стен осыпал самого его и Метеллу тиранн Аристион*. Этот тиранн, душа которого была составлена из распутства и свирепости; который восприял в себя стекшиеся к нему мерзостнейшие страсти и склонности Митридата, как смертоносная язва пристала в последние годы к этому городу, уцелевшему до того от многих браней и избегшему многих мятежей и тираннической власти. В то время, когда в городе мера пшена продавалась по тысяче драхм и люди питались растущей вокруг акрополя травой*, ели жареную обувь и кожаные масличные сосуды, Аристион предавался ежедневно пьянству и пиршествам, только шутил и насмехался над неприятелем. Он дал погаснуть священной богининой лампаде по недостатку в масле, а верховной жрице, просившей у него полмерки пшена, послал столько же перцу. Сенаторы и жрецы просили его помиловать город и вступить с Суллой в переговоры; тиранн рассеял их, стреляя по них из лука. Уже поздно и с великими трудом склонился он послать к Сулле двух или трех из товарищей своих в пьянстве. Прийдя к Сулле, они не говорили ничего пристойного к спасению города, но упоминали с важностью только о Тесее и Эвмолпе и о Персидской войне. На эти речи Сулла отвечал им: «Ступайте домой, милейшие, и берите с собою ваши речи; я послан в Афины римлянами не для того, чтобы учиться, но для того, чтобы покорить мятежников».

Говорят, что некто подслушал в Керамике* разговор: старики разговаривали между собою, бранили тиранна за то, что не стережет стены при Гептахалке*, месте удобоприступном, по которому одному неприятели могли легко войти в город. Слова эти были пересказаны Сулле, который ими не пренебрег, но прийдя ночью к тому месту и видя, сколько было удобно занять оное, приступил к делу. Сулла сам в записках своих говорит, что прежде всех взошел на стену Марк Атей и встретился с одним неприятелем. Марк обрушил такой удар, что меч переломился о его шлем, однако при всем том он не отступил, но удержал свое место. Город был взят с этой стороны, как старики предполагали. Сулла, срыв стену и сравнив все пространство, лежащее между вратами Пирейскими и Священными, в самую полночь вступил в город, сопровождаемый ужасом, при звуке многих труб и рогов, среди восклицаний и криков воинов, которые устремлены были на грабеж и убиение и неслись с обнаженными мечами по всем улицам. По этой причине число убиенных неизвестно; о множестве же их и поныне судят по месту, по которому текла кровь. Кроме тех, кто погиб в других частях города, кровь, пролитая близ площади, покрывала всю Керамику по самые Двойные ворота*. Многие говорят, что кровь протекла за городские ворота и наводнила предместье. Хотя велико было число умерщвленных таким образом граждан, но не меньше было умертвивших самих себя, из жалости и сострадания к отечеству, которое почитали погибшим. Все лучшие граждане были в страхе и отчаялись в спасении своем, не надеясь найти ни малейшего снисхождения и милости в Сулле. Наконец частью моления Мидия и Каллифонта, афинских изгнанников, которые пали к его ногам, частью просьбы сенаторов, находившихся при нем в походе и просивших его о пощаде, были причиной, что он, насытив уже свое мщение, примолвил нечто в похвалу древних афинян и объявил, что дарует немногих многим, милуя живых ради умерших.

В записках своих он пишет, что Афины взяты им в мартовские календы. Это число соответствует новолунию месяца анфестириона. В этот самый день отправляются некоторые обряды в память бывшего некогда от великих дождей вреда и тогдашней гибели, ибо полагают, что около того времени случился потоп*.

По взятии города, тиранн убежал в Акрополь, где и был осажден. Осада препоручена была Куриону. Тиранн выдержал оную несколько времени, но наконец, томимый жаждой, предал сам себя Сулле. Божество явило в то же время великое знамение. В тот самый день и час, в который Курион привел его в город, вдруг небо, которое было ясно, покрылось тучами, пошел сильный в великом количестве дождь, и Акрополь наполнился водою. Вскоре Сулла взял и Пирей и предал огню большую часть зданий, в числе которых была оружейная, удивительное здание, воздвигнутое Филоном*.

Между тем Таксил, полководец Митридата, выступил из Фракии и Македонии, имея сто тысяч пехоты, десять тысяч конницы и девяносто колесниц, серпами вооруженных и запряженных четырьмя конями. Он звал в себе Архелая, который, находясь всегда с флотом при Мунихии, не хотел удалиться от моря и не имел довольно бодрости сражаться с римлянами. Намерение Архелая было продлить войну как можно далее и отнять у неприятелей способы к продовольствию. Сулла, предвидев это гораздо лучше Архелая, оставил места бесплодные, которые и во время мирное не могли бы продовольствовать пищей войско его, и вступил в Беотию. Многие думали, что он поступил безрассудно, оставив Аттику, страну каменистую, в которой трудно может действовать конница, и вступил в равнины и в открытые поля Беотии, когда он видел, что неприятельская сила состояла в коннице и колесницах. Но Сулла, как сказано, избегая голода и недостатка, принужден был искать опасностей, со сражением сопряженных. Сверх того, был он в беспокойстве за Гортензия, опытного и честолюбивого полководца, который вел к нему из Фессалии войско, но был подстерегаем неприятелями в узких проходах. Вот что было причиной вступления Суллы в Беотию. Что касается до Гортензия, то некто из наших единоземцев, по имени Кафис, обманув варваров, провел его совсем другими дорогами через Парнас к самой Титоре*, город, который не был тогда таким, как ныне, но малой крепостью на утесистой скале, на которую в древние времена удалились и спаслись бежавшие от нашествия Ксеркса фокейцы. На этом месте остановился Гортензий; днем отразил натиск неприятеля, а ночью трудными дорогами сошел к Петрониде и вместе с войском своим присоединился к Сулле.

После соединения заняли они плодовитое и пространное возвышение, стоявшее на самой средине Элатийской равнины*, у подножия которого текла вода. Это возвышение называется Филобеот. Сулла чрезвычайно хвалит свойства его и положение. Когда они поставили стан, то неприятелям показались весьма малочисленными. Конницы было у них не более полуторы тысячи, а пехоты менее пятнадцати тысяч. По этой причине неприятельские полководцы, против воли Архелая, поставили в боевой порядок свое войско и все поле покрыли конницей и разного рода колесницами и щитами. Воздух едва мог вместить крики и шум, производимые таким множеством народа, в одно время строившимся в боевой порядок. Надменность их и горделивая пышность не были бездейственны и немало способствовали к внушению изумления. Блеск оружий, великолепно украшенных золотом и серебром, яркие краски мидийских и скифских хитонов, смешанные с блистающим железом и медью, представляли при колебании воинов и переходе их с места на место, зрелище огневидное и ужасное. Римляне ограничивались своим станом, и Сулла, никакими представлениями не могши их освободить от ужаса, не желая насильно принудить их к сражению, оставался в покое и терпел с негодованием и досадой ругающихся с хвастовством и смеющихся над ним варваров. Однако именно это обстоятельство помогло ему более всего. Неприятели, пренебрегая им, предались величайшему беспорядку; они и без того не были послушны полководцам своим, по причине многоначалия. Немногие из них оставались в стане; большая часть, прельстясь грабежом, рассеялась по разным местам на несколько дней пути от стана. Говорят, что они разрушили город Панопей, разграбили Лебадию, расхитили прорицалище без приказания какого-либо из полководцев их. Сулла, видя своими глазами опустошенные города, печалился и досадовал; он не позволял воинам своим предаваться бездействию, но занимал их работой, заставлял переменять течение Кефиса и выкапывать рвы. Никому не давал отдыха; нерадивых наказывал с неумолимой строгостью, дабы воины, наскучив работой, предпочли трудам опасности битвы.