Государево дело - читать онлайн книгу. Автор: Иван Оченков cтр.№ 88

– Но его святейшество папа не признает этого титула!

– И сколько полков может выставить Павел Пятый?

Пока озадаченные посланцы императора переглядывались между собой, я продолжил «ковать железо, не отходя от кассы»:

– Послушайте, господа. Это мое предложение вашему сюзерену, и только ему решать, принять его или нет. Мы можем стать союзниками, можем соблюдать нейтралитет, а можем начать вражду. Выбор за ним.

– Мы передадим ваше послание, – хмуро отозвался Хотек и тут же задал вопрос: – Ваше величество, а известно ли вам, что Оттоманская империя находится в состоянии войны с Речью Посполитой?

– И у поляков не так много шансов отбиться, – кивнул я. – Во всяком случае, пока Владислав занят войной, которая его совершенно не касается.

– Очень может быть, – покивал головой чех. – Но как вы думаете, куда направятся турки, если победят?

– Кстати, я совсем забыл поздравить ваше величество со взятием Азова, – добавил баварец и впервые за время разговора позволил себе скривить губы в усмешке.

– Спасибо, – вернул я ему улыбку. – Но знаете, что самое интересное? Мне ничего не стоит приказать казакам оставить его. Представляете ситуацию? Султан Осман Второй соберет армию и уже приготовится выступить, как придет известие, что цель достигнута и нет никакой надобности тащиться по степям. Даже не знаю, что он предпримет в таком случае. Может, снова ударит с освободившимися войсками по Речи Посполитой, а может, пойдет на Вену… Кто знает?

– Или на Персию? – пытливо взглянул на меня Хотек.

– Тоже возможно. Кстати, у меня с шахом Аббасом прекрасные отношения.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего, кроме того, что персы и турки могут урегулировать свои разногласия, а могут сойтись в новом противостоянии. Все в руках Божьих, не так ли?

– Аминь, – кивнул архиепископ и осенил себя крестным знамением.

– Ну вот и поговорили, – решительно поднялся я со своего места. – Доброй ночи, господа. Нам надо поторапливаться, а то мои спутники, оставшиеся на улице, могут превратно истолковать такое долгое отсутствие.

– Я передам его величеству все, что вы сказали, – заверил провожавший нас Хотек.

– Прекрасно. Я надеюсь на вас, любезный граф.

– Но неужели вы и впрямь настроены столь решительно, что готовы выступить против императора?

– Как вам сказать, – остановился я и пристально взглянул в глаза чеха, – на беды Фридриха Пфальцского мне, откровенно говоря, плевать! Но если войска Фердинанда хотя бы приблизятся к моим границам, это, несомненно, станет казус белли ^[106].

– Я понял вас, ваше величество.

Собрать протестантских князей оказалось проще. Услышав, что я желаю с ними переговорить, они сами явились в резиденцию, занятую герцогом Августом, и теперь с нетерпением ожидали моего возвращения.

– Что вам сказал Фердинанд Баварский? – с нескрываемым любопытством поинтересовался Ульрих, встретивший меня буквально у порога.

– Ничего особенного.

– Жаль, что вы не взяли меня с собой.

– Не стоит сожалений, встреча была довольно скучной. Князья собрались?

– О да!

– Прекрасно, – отозвался я и решительно двинулся вперед, пока датчанин не засыпал меня очередной порцией сплетен. Интересное дело, моя благородная матушка хоть и была женщиной, но, рассказывая мне об участниках съезда, говорила исключительно об их деловых качествах, а также давала краткую характеристику экономики их владений. А вот брат датского короля, напротив, делал упор на любовные похождения, скандалы и тому подобные вещи. Причем было очень непросто разобраться, что в его повествовании хоть как-то соответствует действительности, а что является откровенным вымыслом.

– Итак, господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, – начал я свою речь. – Легкая победа над Богемией и Пфальцем вскружила императору голову. Он и ранее не слишком жаловал протестантов, а теперь и вовсе созрел для окончательного решения религиозного вопроса!

– Это вам сказал граф Хотек? – хмыкнул герцог Саксен-Лауэнбургский.

– Нет, сударь мой, но это ясно как божий день!

– Но что вы предлагаете? – с надеждой в голосе спросил Фридрих Датский. – Войну?

– Нет, конечно, – улыбнулся я его горячности. – Начать боевые действия легко, а вот закончить их, да еще так, чтобы послевоенный мир был хоть чуть-чуть лучше довоенного, куда сложнее.

– Но тогда что?

– Я полагаю, надо показать католикам нашу решимость и сплоченность. Если мы преуспеем в этом, возможно, гроза минует наши земли, но если нет…

– Что тогда? – сдавленно пискнул граф Фалькенштайн, владелец крохотного даже по германским меркам, но при этом вполне самостоятельного княжества.

– Тогда нам даже Господь не поможет.

– Господа, – счел своим долгом вмешаться Юлий Эрнст, – но, быть может, истинное положение дел не столь печально, как его величество описал нам? Как мне кажется, император Фердинанд настроен миролюбиво и вполне ясно дал это понять.

– К тому же содержание войск может оказаться непомерным, – мрачно добавил герцог Август.

– Не говоря уж о том, что мы не сможем выставить армию, сопоставимую по силе с имперской.

– Но нас непременно поддержит король Кристиан! – запальчиво возразил ему принц Фридрих.

– Как бы это лечение не оказалось хуже болезни, – проворчал отчим, бросив на меня быстрый взгляд.

– О чем вы? – удивился датчанин.

– О вашем дяде, – саркастически усмехнулся герцог. – Его величество Кристиан Четвертый славится своей любовью вмешиваться в дела, которые его совершенно не касаются. Я конечно же не хочу быть католиком, но и перспектива стать датчанином нимало меня не прельщает.

– Такая опасность существует, – не стал спорить я. – Однако есть еще Швеция. Король Густав Адольф, как вам наверняка всем известно, является ревностным приверженцем лютеранства и не останется глух к стонам своих единоверцев.

– А вам-то какое дело до бывших единоверцев? – неожиданно запальчиво спросил меня Юлий Эрнст. – Вы ведь теперь схизматик!

Услышав это обвинение, все присутствующие затихли, ожидая моей реакции.

– Знаете, любезный дядюшка, – ответил я ему после краткого молчания, – Генрих Бурбон как-то сказал, что Париж стоит мессы. Вы можете не соглашаться со мной, можете даже осуждать втихомолку, но я с ним согласен. В моих германских владениях установлена свобода совести. В России я покровительствую протестантам, несмотря на то что это не всегда нравится моим подданным. В этом смысле вам не в чем меня упрекнуть.