«Я хочу стать рулевым матросом на речном судне! – пронеслось в голове Жени. – Нести утреннюю и ночную вахту. Стоять у штурвала в те минуты, когда зарождается день, а солнце сонно, лениво выбирается из-за горизонта, и наслаждаться тихими послезакатными часами…»
Прогулка на кораблике длилась два часа. И все это время Женя представляла свое будущее. И оно ей нравилось. Трудности, как всегда, не пугали. Те сложности, с которыми она столкнулась при поступлении в речное училище, а по-новому – колледж при Академии водного транспорта, были ожидаемы. Она думала, что станет единственной девочкой на курсе, но нет. Их было трое, и Женя оказалась отстающей. Две другие девушки выросли в семьях судоводителей. Считай, продолжали династию. Обе половину жизни провели на воде. И за штурвалом стояли, пусть и под отцовским присмотром. И только Женя была так далека от речного пароходства, что ее дразнили Учкудуком. Кличку дал препод. Вспомнил песню из своей молодости в исполнении группы «Ялла» и проассоциировал Женю с пустыней. Думал, она не сможет адаптироваться. По учебе подтянется, это не так сложно. Но когда летом практика начнется, не впишется в реалии. Речные круизы весьма специфичны и разочаровывают не только туристов, но и обслуживающий персонал. В них, безусловно, есть романтика, но она меркнет на фоне бытовых трудностей. Сокурсниц Жени на практику взяли отцы на свои суда. А она с пацанами отправилась куда послали. Жила в трюме рядом с машинным отделением. В жаре, духоте. За штурвал вставала на несколько минут, в остальное время драила палубу наравне с парнями, разгружала продукты. Если кухня не успевала, чистила картошку и соскребала нагар с чанов. Терпела домогательства матросов и снисходительное отношение командного состава.
Как это ни странно, только она из всего женского состава окончила колледж. Одна из ее однокурсниц перевелась в институт, чтобы стать мореходом, вторая во время первой практики познакомилась с хорошим парнем и вышла за него замуж.
Получив свои корочки, Женя устроилась на судно, носящее имя «Витязь». Ходило оно только до Костромы, и это Женю не устраивало. Хотелось отправиться в дальнее плавание. Но она решила отработать навигацию, чтобы набраться опыта.
На следующий год ее взяли на трехпалубник, ходящий до Астрахани. Шикарное судно, куда даже горничной устроиться – большая удача. Женя же получила место кухонного работника, но с перспективой занять место рулевого. Тот, кого она могла бы заменить, был запойным и держался на своем месте только из-за того, что был женат на дочке старпома.
В ту навигацию она постояла за штурвалом пару раз. Подменяла пьяницу. Но остальное время проводила на кухне. Ее, хорошенькую, стройную, энергичную, хотели перевести в зал, но снова становиться официанткой Женя не собиралась. Опять засосет. А еще она многому училась у шеф-повара Аббаса. Огромный волосатый азербайджанец, он ассоциировался с шашлыком и люля. Его легко можно было представить рядом с мангалом, но никак не колдующим над воздушным десертом. Но Аббас мог приготовить любое блюдо. Ему одинаково хорошо давались и сытные супы из дешевых продуктов для команды, и изысканные закуски на зубок, что подавались на фуршетах туристам из люксов. Все блюда, приготовленные Аббасом, были коронными. Он как будто чувствовал продукты. И сочетал несочетаемое так, что получалась гармония вкуса. Ни разу он не переварил, не пересолил. А если кто-то из подчиненных поваров допускал такое, гнал с кухни. А испорченное блюдо не подавал. Стыдился. «Ты лучше голодай, чем что попало есть!» – орал он на тех, кто был недоволен тем, что комплексный обед состоит не из трех блюд, как положено, а лишь из двух.
Аббаса все считали чокнутым. В том числе начальство. А держали потому, что он такие банкеты для руководства пароходства устраивал, что все пищали от восторга. Женя проработала с ним пять месяцев и за все это время не услышала в свой адрес ни одного доброго слова. Однако осенью, когда закончилась навигация, именно Аббас предложил ей поработать с ним. Он решил открыть ресторан авторской кухни, нужны были помощники. Женя согласилась ассистировать Аббасу. Все равно до мая работы не будет. Не знала она тогда, что больше не вернется на теплоход. Нашла себя не на реке, а на кухне…
– Госпожа Сабирова, вы слышите меня? – донеслось до нее.
– Да, да, – поспешно откликнулась Женя и оторвала взгляд от окна, за которым шел завороживший ее дождь. – Вы сказали, что хозяйка скоро будет. – Она развернулась лицом к красивому дворецкому средних лет.
– Через десять минут. Я могу еще вам чем-нибудь помочь?
– Пришлите уборщицу в кухню, пожалуйста. Там уже идет заготовка продуктов, и мусорные ведра почти полны.
Он кивнул и удалился. А Женя уселась во главе длинного стола, за которым будет проходить ужин. Его уже накрыли скатертью, но пока не сервировали. Интересно, какой будет посуда? Думалось, что под стать окружающей обстановке: массивной, дорогой, с позолотой. В общем, замковой. Пища, которую Женя приготовит, ей не соответствует. Она требует легкости в подаче. Чисто-белых тарелок, изящных серебряных вилок, прозрачного стекла бокалов. Блюда, заказанные госпожой Могилевой, созданы для открытых террас, пронизанных солнцем, верхних палуб яхт, шатров из трепещущего на ветру шелка. А эта мрачная зала с камином, в котором можно зажарить целого быка, уставленная массивной дубовой мебелью и старинными доспехами, так и требует мяса с кровью, дичи, запеченных целиком овощей, крепкого вина в кованых чарках. Женя могла приготовить и это. Она была поваром-универсалом. Но заказчица пожелала белой рыбы, кальмаров, гребешков и морских ежей. А еще фирменного десерта из безе, лимонного желе и засахаренных лепестков роз. С ним Женя выиграла престижнейший кулинарный конкурс во Франции. Но это было давно… Хоть и недавно.
Можно сказать, в прошлой жизни.
Женя встала, потому что увидела спускающуюся по лестнице женщину. Хозяйка замка, госпожа Могилева. Она же Дуся-лапуся.
С удивлением Женя отметила, что волнуется перед личным знакомством с этой дамой. Да, когда-то она была поклонницей Катерины, скупала кассеты с ее песнями, плакаты с изображениями, прилипала к экрану телевизора, едва на нем появлялась Могилева, но сколько воды утекло с тех пор. Тогда Женя была студенткой, а теперь она взрослая женщина, состоявшаяся личность…
– Евгения Айратовна, добрый день, – поздоровалась Катерина. – Как добрались до нашей глуши?
– Хорошо, спасибо. И можно просто Женя.
– Тогда Евгения. Меня можете тоже по имени называть.
Могилева что-то еще говорила, но Женя не особо слушала. Она смотрела.
В молодости Катерина была прехорошенькой, но простенькой. Еще и очень худенькой. Эдакий хрупкий полевой цветочек. Она и выступала тогда в веночке из ромашек. Но чем старше становилась, тем больше хорошела. К двадцати пяти годам стала настоящей красоткой с округлыми формами и точеными ногами. Ей шел любой наряд, от классического платья в пол до авангардных штанов и простой майки. После тридцати начала молодиться, и в клипе «Дуся-лапуся» корчила из себя юную дурочку, кривлялась и оголяла больше, чем нужно. И все равно была хороша. Но годы брали свое. К сорока годам Могилева обабилась, стала тяжеловатой, подуставшей тетенькой, исполняющей не свой репертуар. Какая же это Дуся-лапуся? Тетя-мотя скорее.