Стас, актер из Омска, рассказывал про Сибирь! Постоянные гастроли в огромных городах и маленьких нефтяных поселках. С каким упоением он говорил о старинном великолепном здании Омского драматического театра, в котором служил!
— Владислав Дворжецкий? Вы помните, как гениально он сыграл Хлудова в фильме «Бег»? Дворжецкий — наш, омский, хоть и в Москву перебрался. И мне пришлось в столице обосноваться: сначала маму на операцию привез, потом деньги понадобились на лечение… Вот и остался. А актеров здесь и без меня хватает.
Самый молодой оператор агентства Глеб еще нигде не работал. После английской спецшколы и неудачного старта на первом курсе строительного университета он пошел в армию. Не симулировал, не отлынивал. Пережил жесткую муштру в учебке под Ковровым. А потом в качестве сержанта командовал расчетом «Тунгуски» в морской пехоте. В институт после дембеля не тянуло. Хотелось своего жилья и немного денег на жизнь. Глеб владел тремя языками и был незаменим в работе с иностранцами.
Михаил Семенович тридцать лет служил завлитом в Московском драмтеатре «На бульваре». Его стараниями афиша театра всегда держалась на высоте. Актеры обожали душку завлита, вечного тамаду и прекрасного рассказчика анекдотов.
На торжественное собрание труппы театра Михаил Семенович ехал на пятнадцатом троллейбусе и улыбался. Директор театра, обменявшись с юбиляром традиционными любезностями, зачитал Указ о присвоении ему звания заслуженного деятеля искусств. Актеры вручили ему огромный букет белых хризантем. И вдогонку, как бы невзначай, кадровик огласил приказ о выходе на заслуженный отдых.
— В 60 лет — день в день — выгнали на пенсию. Жизнь кончилась, завтра идти некуда, — стучало в висках у новоиспеченного пенсионера.
Домой в этот вечер Михаил Семенович вернулся с головной болью. В квартире было холодно.
* * *
Марина Суркова сразу после окончания школы встала за прилавок. Затем каталась проводником в поездах дальнего следования на Берлин, Варшаву. Когда ей опостылели стук колес и пьяные мужики в вагонах, устроилась секретарем к старому лысому начальнику средней руки.
С четвертой попытки Суркова себя нашла. Она пришла на работу в агентство «Театрал» и блистала там всеми гранями своего редкого таланта. Внешне Марина была «страшна как черт». Так ласково и совершенно беззлобно окрестили ее сослуживцы — молодые мужчины. В свои тридцать с хвостиком она собрала в себе весь визуальный негатив, который только может проявиться в одном человеке.
Девушка очень много ела, и это было ее интимное удовольствие, в котором она не хотела и не могла себе отказать. Прожевав очередной банан и почувствовав себя еще более голодной, Марина начинала кромсать огромные ломти колбасы, а затем с любовью втискивала их в надрезанные булки. Поедала она всевозможные копчености и варености с таким размахом, что они перли из нее во все стороны, вздымая складки нежных кофт и ярких платьев. Любовь к шоколадкам, круассанам и дурманящим взор пирожным также добавляла проблем.
При балетной груди девушка имела классическую оперную попу, а со спины представляла собой устойчивый квадрат, в любом сегменте которого наблюдался катастрофический вес. Короткая неуклюжая стрижка, широченные «брежневские» брови, надутые щеки и нос в форме молодой, чуть созревшей картошки тоже ее не красили (и окончательно добивали робкие попытки мужчин найти что-то прекрасное в ее внешности). Ну, не красавица, и здесь уже ничего не поделаешь. Что есть, то есть.
Работа у девушки являлась именно тем местом, где она, едва переступив порог офиса, лицедействовала. А все дело было в ее голосе, имевшем ангельский, томный, чуть грудной тембр! Всевышний наградил Марину тихим вкрадчивым дискантом с сиротливыми нотками. Он лился из телефонных динамиков млеющих абонентов и убаюкивал их. Гости, которым невидимая девушка втюхивала билеты, уже через минуту мечтали познакомиться с ней. Клиенты представляли ее сидящей в глухой тайге, замерзающей и голодной. У представителей сильной половины человечества появлялось устойчивое желание срочно приехать, накормить девушку, укрыть ее теплым пледом и взять под опеку.
Она давно заметила, что при такой манере общения с мужчинами их легко расположить в свою пользу. То, что Марина, отключив микрофон, материлась с коллегами как ломовой извозчик, гости, конечно, не слышали. (Опыт черновой работы в поездах дальнего следования оставил свой неизгладимый отпечаток.) Но как только раздавался щелчок включенного микрофона, девушка продолжала всех обволакивать и завораживать.
Марина была хайройллером — лидером в агентстве. Она зарабатывала в день недельную норму многих вполне расторопных операторов и делала это легко, без видимого напряжения. Менеджер фирмы млел от ее продаж и выделял ей лучших доставщиков. Девушка блистала и находилась на вершине материального благополучия.
Суркова, конечно, имела свои маленькие секреты. Начав разговор во время «холодного» звонка, девушка знакомилась под благовидным предлогом с абонентом и просила разрешения перезвонить (или просила перезвонить ей). Обращаясь уже по имени, она осторожно начинала выяснять отношение гостя к театру. Плавно и незаметно втекала ему в душу. Если абонент театром не интересовался и идти туда не собирался, Марина моментально включала красочную картинку выхода в свет прекрасного столичного города. Оператор без обмана начинала описывать уютный вечер с очаровательной дамой в изумительной «старой» Москве. Трогательный рассказ о дороге к театральному подъезду по вечерним бульварам, мимо городских садов и любимых памятников постепенно менял настрой слушателя. В голосе гостя просыпался интерес.
Нежным полушепотом она продолжала рассказ о переулках и улочках, по которым хаживали Чехов, Высоцкий и Гоголь и добавляла:
— По этим же тротуарам пройдете и вы.
Незаметно тема монолога смещалась в сторону предполагаемой спутницы, стильные наряды которой давно пылились в шкафу:
— Да и одеть их, кроме как в театр, некуда.
Если гости были приезжими, Марина предлагала проводить их от ближайшего метро до театра и заодно, совершенно бесплатно, провести интересную экскурсию.
— И вот, ваш прелестный вечер, наконец, подошел к концу, вы возвращаетесь домой по ночной, безлюдной, засыпающей Москве.
Театралов заинтересовать было легче. С ними разговор шел на «птичьем» языке подмостков. Обсуждались постановка, игра обалденных актеров, упоминались несравненный Беспалов и прекрасная Неронова. А зал? Ну, кто же лучше Сурковой расскажет про зрительный зал! Она так описывала московские театры, что слушателям хотелось переехать в них и жить там долго и счастливо. Кто, как ни она, мог описать эти напыщенные партеры и худющие райки. А амфитеатры и бельэтажи с их потрясающим обзором, попасть в которые мечтал каждый «настоящий ценитель сцены»! Заинтригованный гость и не замечал, как оператор плавно подводила его к главному разделу «продажи эмоций» — вилке цен.
Добавив расслабляющие интонации, девушка радовала гостя сообщением о номинальных ценах и полном отсутствии комиссии: