А потом поздно вечером, после сытного ужина, изысканного массажа и бурных любовных утех, Слава потихоньку выходил из Ритиной квартиры, ключом открывал соседнюю дверь и будто бы попадал в другой мир, где в коридоре валялись мокрые ботинки, а из кухни пахло пригорелыми котлетами. Марина не только не умела готовить, но и образцовой хозяйкой не была. Она никогда не могла уследить, когда в холодильнике заканчивались продукты, а в гардеробе чистое белье. Пыль давно получила в их квартире постоянную прописку, а Слава каждую неделю выбрасывал с подоконника очередной засохший цветок. Он не понимал, зачем вообще держать в доме цветы, если их никто не поливает. Общение супругов в последнее время вообще свелось к минимуму, и надо быть глупцом, чтобы не понимать, что его постоянное отсутствие дома ухудшало и без того хрупкие отношения с женой, не говоря уже о детях, которых он практически не видел. Он понимал, но ничего не мог с собой поделать. Ему не хотелось идти домой. Причем не хотелось уже давно, просто раньше он задерживался на репетициях или дружеских вечеринках. Сейчас же его отчаянно тянуло в соседнюю квартиру, где его ждала Рита с тарелкой ароматного супа и в идеально отглаженной блузке.
У Риты было уютно, красиво, а главное — чисто. Именно об этом он всегда и мечтал. Чтобы начищенная обувь в прихожей стояла, как на параде, раковина сверкала, а пол на кухне можно было протирать белоснежным платком, не запачкав его. И присутствовал этот запах — сладковатый аромат сирени с привкусом корицы и миндаля, — исходивший, казалось, отовсюду — от пушистых махровых полотенец, накрахмаленных наволочек и освежителя в туалете.
Чувствуя свои вину, Слава изредка заставлял себя проводить вечер-другой в кругу семьи. Он старался быть веселым, разговорчивым, непринужденным, но, не чувствуя поддержки домочадцев, быстро сдувался. Он не мог быть душой компании, которая его не замечала.
— Как дела в школе? — спрашивал Слава у дочери, всякий раз надеясь услышать пространный рассказ об учителях и одноклассниках, который заполнит неловкую тишину за столом.
— Да все нормально, пап. Двоек нет, троек вроде тоже.
— На прошлой неделе было родительское собрание, ее там очень хвалили. Ты в это время был на гастролях.
— Как у тебя дела на работе, Марина?
— Все в порядке, сегодня закончили озвучку фильма. По-моему, получилось неплохо. Помнишь, я тебе рассказывала, что у нас никак не получался эпизод в самом конце, хотя, мне кажется, все это тебя давно не интересует. Передай соль, пожалуйста.
Она была абсолютно права, ему все это было не интересно. Слава, конечно, знал, что вот уже 15 лет его жена работает в оркестре Госкино. Когда они только поженились, Слава и все их соседи по коммунальной квартире ходили на закрытые просмотры, с интересом смотрели заграничные фильмы, озвученные Марининым оркестром. Потом поздравляли, дарили цветы, наперебой расхваливали ее игру, хотя сами даже не понимали, что именно она исполняла. С годами соседи разъехались, пыль маленьких зальчиков начала вызывать приступы аллергического насморка, да и притворяться надоело.
Разговор за столом быстро умолкал. Дети убегали в свою комнату, а Слава оставшуюся часть вечера сидел, уткнувшись в газету. Весельчак, любимец публики, душа любой компании, он не знал, о чем говорить с собственной женой.
«Как же это могло случиться?» — задавал Слава себе вопрос и не находил ответа. Мучался, искал и ненавидел. Себя, жену, свою жизнь, эту квартиру.
С каждым днем становилось все труднее вести такую жизнь. Слава понимал, что его связь с соседкой рано или поздно раскроется, ведь он никогда не был рациональным человеком и не умел просчитывать свои поступки на несколько шагов вперед. Так что объяснение было неизбежным.
По опыту Слава знал, что ничего хорошего от подобных разговоров не получается. Но ведь он просто хотел быть счастливым. Разве это не естественное желание любого нормального человека — любить и быть любимым?! Нельзя усилием воли заставить снова возжелать женщину. Он ведь в конце концов не робот.
Но и бросать жену ему не хотелось, по-своему он ее любил, они прожили вместе почти 20 лет. А с другой стороны, лучше они расстанутся сейчас, когда ей только сорок, а не через 10–15 лет, когда ей будет за пятьдесят. Она еще сможет устроить свою личную жизнь, выйти замуж. Может быть, она не сможет еще родить, но это не самое важное в жизни; главное, что она еще сможет быть счастливой.
«Какой молодец, — вел Слава безмолвный разговор сам с собой, — оставить женщину с двумя детьми и при этом надеяться, что она найдет себе другого мужчину. И это притом, что выглядит Марина не очень: давно перестала за собой следить, одевается в какие-то непонятные балахоны отвратительного болотного цвета, и ее возраст хорошо читается на лице. Еще немного, и ей начнут набрасывать лишние два-три годочка.
А ведь сколько раз он ей намекал, что неплохо бы заняться физкультурой; сколько омолаживающих кремов он привозил ей из Франции, но все бесполезно. Кремы она, не распаковывая, передаривала подругам, а аэробика так до сих пор остается для нее непонятным иностранным словом.
Этот бесконечный мысленный спор сводил Славу с ума.
В какой-то книжке он прочитал: «Когда не знаешь, что делать — не делай ничего». Это выражение ему так понравилось, что он решил оставить все как есть. Оставил, но ненадолго. В какой-то момент его ангелы-хранители отвлеклись, и Слава совершил единственное неверное действие, роковым образом изменившее его жизнь и причинившее горе многим людям.
Глава 2. Марина
Марина всегда считала себя нормальной женщиной. Конечно, у нее были недостатки. Ну не умела она варить плов и жарить курицу, постоянно опаздывала на работу и забывала вовремя оплатить телефонные счета. Однако паранойи у нее никогда не было. Во всяком случае, раньше, а сейчас, по-видимому, появилась. Ей стало казаться, что ее соседка по лестничной площадке Ритка ей подражает. Первый раз она это почувствовала, когда встретила соседку в магазине в точно такой же серой юбке, какую ее муж Слава пару дней назад привез из Англии. Он тогда с торжественным видом достал из чемодана фиолетовый пакет, медленно раскрыл его — он вообще умел придавать обыденным действиям торжественный вид — и сказал:
— Вот, Мариночка, за границей это — последний писк сезона, твид. В нем сейчас весь Лондон ходит. Твидовые костюмы одевают преуспевающие коммерсанты на важные переговоры, а дамы носят юбки из твида чуть ниже колен. Вот я увидел и купил тебе!
А на следующий день Марина увидела точно такой же «писк» на соседке. Правда Ритина юбка была гораздо выше колен и на ее длинные ноги пялились все мужики. А еще через неделю она столкнулась с Ритой у мусоропровода и обратила внимание на ее тапочки, точь-в-точь как у нее самой — синие, с веселым меховым помпончиком. Их муж подарил на 8 марта. Тапочки замечательные — мягкие, пушистые, теплые. Еще она хорошо помнит, что они имели очень неприятный нафталиновый запах, от которого вся семья неделю чихала.
Откуда все это у Риты? И главное, как давно? Марина познакомилась с соседкой, как только они въехали в эту квартиру. Рита тогда пришла к ним в гости, принесла яблочный пирог и любезно предложила свою помощь. На ней был мешковатый байковый халат, старые тапки со стоптанными задниками, небрежно зачесанные назад волосы и, главное, что отметила про себя Марина, — обкусанные ногти. Когда-то она сама постоянно грызла ногти, пока муж не привез из Польши специальный лак, который нанесешь на ногти и забудешь.