— Придется провести тебя тайно.
* * *
У меня звонит телефон, когда я подхожу к станции метро «Площадь Пиккадилли». Я отхожу от охающих и ахающих туристов, радующихся виду лондонских достопримечательностей.
Это папа. У меня вырывается стон. Подозреваю, что он звонит, чтобы проверить, была ли я на приеме у доктора Уилсона.
Я отвечаю веселым и беззаботным тоном:
— Привет, папа. Как ты?
Он прочищает горло, а это всегда плохой знак:
— Я в порядке, как и твоя мать. Просто хотел напомнить тебе, что мы навестим тебя в среду.
Я проглатываю проклятие, которое уже готово сорваться у меня с языка. Как я могла забыть, что мы договорились о том, что они приедут в гости?
— Пап, работа на этой неделе очень суматошная. Я так занята. Мне очень жаль, но нам придется перенести.
Я живу в мире фантазий, если думаю, что папа оставит меня в покое. Конечно нет.
— Твоя мама с нетерпением ждет встречи с тобой, — пауза. Он говорит тихо. — Мы оба ждем. Называй это родительским капризом, если хочешь, но мы должны увидеть тебя своими глазами.
Я подумываю о том, чтобы поспорить с ним, пока не добьюсь своего, но улавливаю в нотках его голоса что-то особенное. В последний раз я слышала это в его голосе в тот раз, когда папа, держа меня за руку, что-то шептал мне на ухо в больнице. Это чувство вины. Я сглатываю сожаление, которое поднимается у меня в горле. То, что мой замечательный отец чувствует вину за мою попытку покончить с собой (если это то, что я пыталась сделать), за то, к чему он не имел никакого отношения, что я сделала в одиночку, — это просто ужасно. Ужасно несправедливо. Родители не должны страдать из-за того, в чем виноваты их дети.
Иногда мне хочется вырвать этот ужасный день из жизни и начать все заново.
— Конечно, папа. Я тоже очень жду встречи.
Закончив разговор, я спускаюсь по ступенькам к станции метро. Прохожу мимо большого плаката, рекламирующего новый компьютер. Его слоган — «послание на стене».
Как же мне провести Алекса в свою комнату?
Глава 13
Я завариваю растворимый кофе на кухне, когда Марта входит туда своей скользящей походкой. Я никогда раньше не видела, чтобы женщина так ходила, словно едва касаясь земли. На ней летнее платье в стиле пятидесятых: светло-зеленое, усыпанное маленькими клубничками.
— Лиза, — Марта одаряет меня своей фирменной сияющей улыбкой, — я рада, что застала тебя, потому что хочу тебя кое о чем спросить.
Прежде чем ответить, я разглядываю ее лицо, чтобы найти доказательства того, что Джек ударил ее. Но она настолько сильно накрашена, что я едва вижу ее кожу. Опять же, он мог ударить ее не по лицу. Вот мой шанс спросить ее об этом. Рассказать ей о том, что я слышала. Проявить женскую солидарность. Но я этого не делаю.
— О чем ты хочешь меня спросить?
— Я видела одну из этих отвратительных мух, — ее пробирает видимая дрожь. — Иногда у нас мертвые голуби застревают в дымоходе. Бедняжки не могут выбраться, погибают, и не успеваем мы оглянуться, как одна из комнат наполняется мухами, — ее пальцы порхают в воздухе, имитируя крылышки.
Что ж, я ошибалась. Джек не засовывал голубя в дымоход, чтобы помучить меня. Может быть, он наконец-то оставил меня в покое.
Я приободряюсь:
— Был один. Я разобралась с ним. Не хотела вас беспокоить, поэтому не сказала.
Она вытягивает шею.
— Я хочу, чтобы ты была всем довольна. Я уже давно прошу Джека прикрепить проволочную сетку к дымоходам, чтобы птицы не падали внутрь, — она вздыхает. — Полагаю, он займется этим, когда сам захочет.
Она достает из шкафа пачку овсяных печений, улыбается и направляется к холодильнику.
Может быть, именно вид ее спины придает мне храбрости.
— Почему ты до сих пор с ним?
Ее рука замирает внутри холодильника. Потом снова начинает двигаться, доставая пачку обезжиренного сливочного сыра. Она не встречается со мной взглядом, когда берет нож и маленькую тарелку из разложенной для сушки посуды у раковины.
— Ты когда-нибудь была влюблена, Лиза? — наконец-то спрашивает Марта, ставя тарелку на кухонный стол. Голос у нее мягкий и спокойный.
Я не нахожу слов — такого ответа я не ожидала. Но говорю ей правду:
— У меня был только один парень. Это была катастрофа. Он мне нравится… нравился. Но он решил, что я не подхожу ему.
Не поднимая головы, Марта открывает пачку со сливочным сыром и начинает размазывать его по печенью короткими движениями.
— Я позвонила «бравому парню Джеку», мастеру с фургоном, чтобы он сделал для меня кое-какую работу. О, как он меня смешил, — она звонко рассмеялась. — Зови меня старой дурой, если хочешь, но он снова заставил меня почувствовать себя шестнадцатилетней. Такое щекотание внутри, когда разрываешься от энергии, — я хорошо знаю это ощущение — Алекс заставлял меня чувствовать то же самое. — Женщин моего возраста мир списывает со счетов. А я хочу любви, как и любой другой человек.
— Я слышала, как он ударил тебя на днях, — я сама удивляюсь своей бесцеремонности. Я могла бы быть более тактичной. Могла подойти к этой теме постепенно. Но как постепенно подойти к теме жестокого насилия?
Марта повернулась ко мне:
— Я уверена, что ты ошиблась, — вот только страх в ее глазах говорит совсем о другом. — Может, это был звук снаружи. Или дети дрались по дороге домой из школы.
Если она не признает, что ее муж — жестокая свинья, что мне делать? Я не могу заставить ее произнести это вслух. Может быть, слишком болезненно говорить об этом с практически незнакомым человеком. Я чувствовала себя точно так же во время первого сеанса с доктором Уилсоном и всеми остальными психотерапевтами, которые пытались меня починить в течение всех этих лет. Вытаскивать ужасную травму на всеобщее обозрение — все равно что медленно, мучительно вырывать кишки и сердце из тела и выставлять их во всем своем кровавом уродстве. Как только они окажутся снаружи, ты не сможешь притвориться, что их там нет. Проблемы все еще можно решить, но они не исчезнут.
— Если тебе когда-нибудь нужно будет поговорить, Марта, то я рядом. И если ты не можешь позвонить в полицию, я сделаю это за тебя.
Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, ее ладонь обхватывает мою руку. Я слегка вздрагиваю, когда ее ноготь царапает мою кожу.
— Спасибо.
Тогда я напоминаю себе, что у меня своих проблем по горло. И на этот раз я получу ответы, чтобы оставить все позади.
Навсегда.
* * *
Я сворачиваю на дорогу, ведущую к дому. Посреди нее двое детей катаются на скейтах, наслаждаясь последними, согласно метеопрогнозу, летними деньками. Больше никого нет. Это не такая улица, где соседи перегибаются через заборы, чтобы поболтать, или сидят перед домом, глядя на жизнь вокруг.