Тайна двух лун - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Грациани cтр.№ 43

Медсестра замялась немного, поправляя рукой свои короткие, осветлённые по моде волосы. Видимо, Арольд запретил персоналу обсуждать со мной состояние Лиз, но природная болтливость Марии взяла своё.

– Бедняжку так и мучают навязчивые сны, но теперь гораздо чаще, чем прежде, – сказала она, пожав покатыми плечиками, – а дневные приступы мы видим каждый день. Доктор Арольд уже несколько раз менял препараты. Она с них такая кроткая, тихая, но от приступов они не спасают. Бедная девушка, болезнь оказалась сильнее её. Подумать только, столь стремительное ухудшение и в таком молодом возрасте…

– Прежде Лиз очень помогала музыка, – прервал я щебетание Марии. – Она и сейчас играет на гитаре?

– Бывает, по вечерам, едва уймётся головная боль, но недолго. Побренчит чуток и убирает инструмент… А как раньше играла, помните? Часами сидела…

– Да, великолепно играла… Постойте-ка, – я сделал вид, будто внезапно спохватился, – где же они… куда я их задевал… Ах вот, на днях пришла посылка из Штатов на её имя. Внешняя упаковка с адресом совсем намокла от снега и раскисла, я её выбросил. Вот, внутри были ноты и пластинка. Передайте Лиз, она, наверняка, обрадуется посылке. Возможно, у неё снова проснётся желание поиграть на гитаре.

– Конечно… Я передам, – сказала Мария, забирая документы и подарок. В её голосе прозвучало сочувствие: кажется, она не поверила мне, но пожалела.

Праздничный ужин накрыли в общей гостиной главного корпуса. За длинным столом, украшенным по центру ёлочными композициями из живых сосновых веток с гирляндами и стеклянными шарами, собрался персонал и оставшиеся пациенты обоих отделений. Старшая медсестра предусмотрительно посадила меня и Лиз по разные его концы, ещё и на одной и той же стороне, так чтобы я вообще не смог увидеть её из-за голов сидящих между нами людей. Повара «Голубого Леса» превзошли самих себя, приготовив к сочельнику потрясающее фондю, но даже пряный аромат белого вина и мускатного ореха не смогли пробудить во мне аппетита, достойного этого вкуснейшего блюда. Весь вечер я ловил малейшие движения на дальнем конце стола, чтобы хоть краем глаза увидеть Лиз, но мне пришлось довольствоваться лишь созерцанием изящных кистей её рук, которые изредка тянулись к какому-нибудь блюду или поднимали бокал с водой. Я не видел её лица, но чувствовал, что она сама иногда смотрит на меня сквозь всех разделяющих нас пациентов и их медсестёр.

Больных увели в десять вечера, как полагалось по распорядку, сразу же после рождественского пирога. Лиз, будто нарочно, окружили другие пациенты и сопровождавшие их медсёстры, и мне так и не удалось встретиться с ней взглядом, но я заметил, как же стало ей велико её прекрасное кремовое платье – она очень сильно похудела. Внезапно Лиз сама обернулась, словно ища кого-то глазами. Наши взгляды встретились, и я понял, что искала она именно меня. На полсекунды я почувствовал себя невероятно счастливым, пока вычурный чепец Анны, вновь не загородил её от меня. Ничего Лиз, продержись ещё немного, скоро я избавлю тебя от Аламеды, подумал я, глядя ей вслед.

Все разошлись, прислуга убрала гостиную от остатков недавнего пиршества. Я сидел в одном из кресел, составленных вокруг камина, и пил бренди с мистером Бейтсом. На столике перед нами стояла початая бутылка. Отец Патрика лично приехал в клинику, чтобы отвезти сына домой на Рождество, но тот наотрез отказался. Холёное, с аккуратной густой бородой лицо железнодорожного магната, его безупречный костюм и аристократические манеры выдавали в нём очень состоятельного человека и крупного дельца, не привыкшего к уступкам. Бейтс несколько дней ругался с сыном, но так и не смог уговорить его на поездку.

Старика до сих пор разбирала досада, но ему не оставалось другого, как принять моё приглашение отметить Рождество в клинике: вернуться в Англию к сочельнику он бы уже не успел. Компанию нам составил один пожилой немец, приехавший в «Голубой Лес» навестить свою жену, пациентку Арольда, которая по состоянию здоровья не могла поехать на праздники домой. Мы немного поговорили о погоде, политике, местных нравах и прочих толком не интересующих никого из троих вещах, затем немец стал клевать носом и тихо засопел, а Бейтс начал допытываться у меня, каковы успехи в лечении Патрика. Я в общих словах рассказал ему о наших достижениях, и наконец разговор зашёл об «извращённых» пристрастиях молодого человека, коими отец именовал писательство и преступную любовь.

– Поймите, мистер Бейтс, я не могу принудительно лечить вашего сына от того, от чего он не хочет лечиться, – сказал я, пытаясь пробить стену условностей, которой огородил себя консервативный аристократ. – Это не алкоголизм и не белая горячка, не агрессивное поведение. Эти его склонности не представляют угрозы для общества, поэтому только пациент может решить, желает ли он избавиться от своих пристрастий или нет. И если гомосексуальность я ещё могу считать отклонением и лечить при согласии Патрика, то его писательское призвание, увы, неизлечимо.

– Но он мой единственный наследник! – возмутился слегка захмелевший от виски Бейтс, и его борода затряслась от негодования. – Я хотел ввести Патрика в состав акционеров Большой западной железной дороги! Вы представляете, какой выйдет скандал, узнай партнёры о его порочности? А это дурацкое сочинительство? Ну мы же с вами понимаем, доктор, бессмысленные писаки не способны дать никакого заработка.

– Здесь я могу с вами поспорить… – возразил я. – Патрик пишет весьма занимательные книги…

– Умоляю вас! Не Диккенс же он, ей-богу! Да и какой из писателя делец? Его же сожрут конкуренты и не подавятся!

– Единственное, что могу посоветовать вам, мистер Бейтс, – это принять сына таким, какой он есть, – сказал я с осознанием того, что нагнетаю на себя немалые проблемы с Арольдом. – Возможно, тогда Патрик сблизится с вами и сам захочет помогать вам в ведении дел.

– Эх, – досадливо махнул рукой железнодорожник, расплескав при этом виски, – пока его голова забита писательской ерундой и порочными помыслами, в делах он совершенно бесполезен. Сестра Патрика понимает в них больше, чем он – вот у кого расчётливое чутьё и коммерческая хватка. Любого проныру за пояс заткнёт.

– Так почему бы вам не ввести в правление её саму?

– Женщину? Да вы смеётесь! – воскликнул Бейтс, глядя на меня с негодованием.

– Вовсе нет, – невозмутимо ответил я. – Сейчас женщины с большим успехом проявляют себя в исконно мужских областях…

– Ну уж нет, – прервал он меня, весь сотрясаясь от возмущения, – я не потерплю этих суфражистских разговорчиков! Эмансипация женщин и прочий бред… И этому человеку доверили лечение моего сына! Доктору Арольду придётся объяснить мне это обстоятельство!

– Патрик поступил к нам с белой горячкой, от чего успешно вылечился, – заметил я хладнокровно. – А в остальном каждый доктор может иметь собственные убеждения, которые никак не влияют на ход основной терапии.

– Вы врач и должны быть образцом морали, а не разносчиком новомодных идей! – Бейтс поднялся и, демонстративно стукнув пустым стаканам о столешницу, спешно вышел из гостиной.