Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - читать онлайн книгу. Автор: Мохандас Карамчанд Ганди cтр.№ 112

Просветительские мероприятия в той или иной форме продолжаются во многих местах, но проект защиты коров не встретил должного сочувствия, а потому работа в этом направлении застопорилась.

Пока проблемы крестьян Кхеды еще только обсуждались, я решил попробовать помочь фабричным рабочим в Ахмадабаде.

Причем я оказался в крайне деликатном положении. Аргументы рабочих были весомыми. Шримати Анасуябай приходилось действовать против собственного брата Амбалала Сарабхая, который выступал от имени владельцев предприятия. Мои отношения с ними были дружескими, но это только затрудняло мою работу. Я поговорил с владельцами фабрик и предложил передать конфликт на рассмотрение третейского суда, но они отказывались признавать сам принцип арбитража.

Тогда я посоветовал рабочим объявить забастовку. Но прежде я познакомился поближе с ними и их лидерами и объяснил условия, соблюдение которых необходимо для успешной забастовки:

1. Никогда не прибегать к насилию.

2. Никогда не нападать на штрейкбрехеров.

3. Никогда не попадать в зависимость от благотворительности.

4. Оставаться твердыми, какой бы долгой ни была забастовка, и зарабатывать на жизнь любым другим честным трудом.

Лидеры забастовки поняли меня и согласились на эти условия, а рабочие приняли решение не возвращаться к работе, пока владельцы фабрик не учтут их требований или не обратятся в арбитраж.

Именно во время этой забастовки я близко сошелся с Валлабхаи Пателем и Шанкарлалом Банкером. С шримати Анасуябай я был знаком задолго до того.

Мы проводили ежедневные митинги в тени деревьев на берегу реки Сабармати. Забастовщики приходили на такие митинги тысячами, и я в своих речах напоминал о принятых ими условиях, о необходимости действовать мирно и не терять самоуважения. Они каждый день маршировали по улицам города, не нарушая общественного порядка, и несли транспарант с надписью «Эк-тек» («Сдержим обещание»).

Стачка продолжалась двадцать один день. Иногда я обращался к владельцам фабрик с просьбами поступить по справедливости со своими рабочими.

— Но мы тоже приняли на себя определенные обязательства, — отвечали мне они. — Наши отношения с рабочими похожи на отношения родителей и детей… Как мы можем допустить вмешательство третьей стороны? Уместен ли здесь арбитраж?

Прежде чем продолжить рассказ о развитии трудового конфликта, я бы хотел заглянуть в ашрам. Все то время, что я провел в Чампаране, я не переставал думать об ашраме и порой заезжал туда ненадолго.

В те дни ашрам располагался в Кочрабе — небольшой деревне недалеко от Ахмадабада. В деревне случилась вспышка чумы, и я подумал о том, что дети ашрама теперь в опасности. Было сложно выработать иммунитет против воздействия окружающей нас антисанитарии, как бы тщательно мы ни соблюдали правила гигиены внутри ашрама. У нас не было возможности заставить жителей Кочраба следовать этим правилам, а избегать их мы тоже не могли.

Мы хотели, чтобы ашрам находился на безопасном расстоянии и от города, и от деревни, но в то же время в пределах их досягаемости. Мы стремились к тому, чтобы однажды осесть на земле, которая принадлежала бы нам самим.

Чума стала достаточно веской причиной, чтобы покинуть Кочраб. Пунджабхай Хирачанд, торговец из Ахмадабада, поддерживал тесные связи с обитателями ашрама и бескорыстно помогал нам решить самые разные вопросы. Он знал о том, что происходит в Ахмадабаде, и вызвался найти для нас подходящий участок земли. Вместе с ним я объездил окрестности к северу и югу от Кочраба в поисках участка, а потом попросил его подыскать место в трех или четырех милях к северу. И он выбрал участок, на котором ашрам находится до сих пор. Его близость к центральной тюрьме Сабармати особенно привлекла меня. Поскольку тюремное заключение считалось чуть ли не рядовым событием в жизни участника сатьяграхи, мне понравилось подобное местоположение. Кроме того, я понимал, что для строительства тюрем обычно выбирали чистые места.

Покупка участка заняла восемь дней. На этой земле не стояло ни единого строения, не росло ни одного дерева. Но его близость к реке и уединенность были несомненными преимуществами.

Пока строились наши постоянные жилища, мы разместились в палатках и поставили сарай, в котором организовали кухню.

Ашрам постепенно разрастался. Теперь в нем насчитывалось больше сорока душ — мужчин, женщин и детей. Все питались на общей кухне. Проект переезда принадлежал мне, а его практическая реализация, как обычно, выпала на долю Маганлала.

Сложности, с которыми нам пришлось столкнуться до того, как было построено постоянное жилье, оказались довольно серьезными. Приближался сезон дождей, а всю провизию приходилось доставлять из города, находившегося в четырех милях от нас. Земля, представлявшая собой пустошь, кишела змеями, и маленькие дети, конечно, были в постоянной опасности. Мы не убивали змей, хотя должен признать, что никто из нас по-прежнему не избавился от страха перед ними.

Правила не убивать ядовитых пресмыкающихся мы придерживались и в Фениксе, и на ферме Толстого, и теперь в Сабармати. В каждом из этих мест нам приходилось обживаться на пустырях, однако никто ни разу не умер из-за змеиного укуса. Как верующий, в этом обстоятельстве я вижу великодушие Бога. Пусть только никто не придирается к этим моим словам, утверждая, что Господь не может быть пристрастным и что у Него нет времени вмешиваться в повседневные дела каждого человека. Я не могу рассказать об этом как-то иначе и описать мои эксперименты другими словами. Я понимаю, что слова здесь бессильны, и все же, если простой смертный пытается заговорить о путях Господних, ему приходится пользоваться лишь собственной сбивчивой речью. Пусть назовут предрассудком мою веру в то, что, не убивая змей на протяжении двадцати пяти лет, мы избегали вреда не благодаря удачному стечению обстоятельств, а благодаря милости Бога. Что ж, в таком случае я буду по-прежнему придерживаться своего предрассудка.

Во время ахмадабадской стачки в ашраме был заложен фундамент ткацкой мастерской, поскольку главным занятием обитателей ашрама тогда было именно ткачество. Прядильное искусство пока было нам недоступно.

В течение первых двух недель фабричные рабочие демонстрировали незаурядную отвагу и сдержанность и ежедневно собирались на митинги. Каждый раз я напоминал им об их обещании, а в ответ слышал заверения в том, что они скорее умрут, чем нарушат данное слово.

Но затем появились первые признаки слабости. Подобно тому, как физическая слабость человека часто проявляется в раздражительности, так и забастовщики стали относиться к штрейкбрехерам все хуже по мере того, как стачка теряла силу, и я с тревогой ожидал вспышек насилия. Участников ежедневных митингов становилось все меньше, а на лицах тех, кто присутствовал, теперь читалось уныние и даже отчаяние. Наконец до меня дошел слух, что среди забастовщиков начались волнения. Меня это сильно обеспокоило, и я стал думать о том, как поступить дальше. У меня был опыт руководства большой забастовкой в Южной Африке, но нынешняя ситуация была совершенно другой. Рабочие дали обещание по моему предложению. Они постоянно напоминали мне об этом, и сама по себе мысль, что они могут отступиться от своего слова, была очень болезненной. Было ли все дело в гордости или в моей любви к рабочему люду и страстном стремлении к истине? Кто знает.