— Я знаю, — как показалось ей, ответил он и обхватил ее крепче. — Элизабет, я знаю!
Глава 18
Моральная дилемма
Лизи сидела на кровати, которую делила с Тайрелом, прижимая одеяло к обнаженной груди, переполненная любовью, большей, чем кто-либо из женщин имел право испытывать. Она проспала слишком много. У нее в голове возникли их ласки прошлой ночи — неистовые и разгоряченные, нежные и медленные. Он обладал ею всеми возможными способами, и Лизи покраснела, думая об этом, но самое важное, что он держал ее, когда они не занимались любовью, так, словно был влюблен в нее.
Лизи помедлила; она хотела встать, но у нее не было одежды. В последний раз она видела ее на полу в библиотеке, поскольку Тайрел понес ее наверх, накрыв пледом. Ее гардероб был в спальне, через холл от комнаты хозяина. Затем она улыбнулась, посмотрев на роскошную кровать, в которой спала. Тайрел дал ей понять, что он хочет, чтобы она провела с ним всю ночь и она уснула в его объятиях.
Она была в таком восторге, что чувствовала себя воздушным шариком и думала, что взлетит к потолку.
Лизи стянула с кровати простыню и встала, завернувшись в нее. Затем подошла к занавескам и открыла их. Она была права — было очень поздно, солнце стояло так высоко, что казалось, наступил уже полдень. Она чувствовала себя порочной и распущенной, но это было прекрасно.
Она подошла к двери спальни и обнаружила, что та плотно закрыта. Лизи открыла ее, глупо надеясь найти Тайрела в гостиной. Но конечно же комната была пуста — возможно, он был с управляющим, проверяя Уиклоу, или в библиотеке, работая над счетами поместья. Затем она увидела обеденный стол. Он был накрыт на одну персону, на нем стояла хрустальная серебряная и позолоченная фарфоровая посуда, и по ароматам, исходящим от закрытых тарелок и серебряного чайника, Лизи поняла, что ее ждет завтрак.
Вероятно, Тайрел велел слуге накрыть стол и принести ей еду. Это было так внимательно — она была голодна — и ее глаза наполнились слезами.
В тот момент она была самой счастливой женщиной на земле. Она сильно ущипнула себя. Ничто не изменилось.
Лизи подошла к столу, подняла крышку и увидела омлет и блинчики. В центре стола стоял букет красных роз. Красные розы были для любовников; это то, чем являются они с Тайрелом.
— Ты голодна? — мягко спросил Тайрел.
Она обернулась и увидела, что он выходит из их спальни, застегивая темно-синий пиджак; он только что закончил одеваться. Она не заметила его присутствия в будуаре, когда поднялась.
Тайрел улыбался, а взгляд его был полон симпатии и теплоты к ней.
Лизи смогла кивнуть, пораженная тем, как он на нее смотрит.
— Очень, — выдохнула она.
Лизи поняла, что он не собирался завтракать с ней, но ей так хотелось, чтобы он задержался, хотя бы немного.
Он вошел в гостиную, переведя взгляд с ее голых плеч на простыню, в которую она была завернута. Он быстро опустил ресницы, пряча внезапный блеск в глазах, прошел мимо нее, и она поняла, что служанка принесла ее хлопковую сорочку и халат. Он взял все это и застыл перед ней.
— Можно?
Каждое нервное окончание закололо. Лизи кивнула. Тайрел потянул ее простыню, и она упала к ногам Лизи. Затем он накинул халат ей на плечи.
Лизи медленно продела руки в рукава, понимая, что он смотрит на ее обнаженное тело больше чем с восхищением. Она никогда не чувствовала себя такой женственной и чувственной раньше. Она медленно подняла к нему взгляд, запахивая халат и завязывая пояс.
— Невозможно, — наконец сказал он. — Я снова хочу тебя.
Лизи никогда не думала, что может так сильно любить кого-либо, даже Тайрела. Удивительно, желание начало расти с невероятной быстротой.
— Я тоже хочу вас, милорд.
— Я вижу, — хрипло ответил он. — Как такое возможно? Разве я не удовлетворил тебя прошлой ночью?
Она вспыхнула:
— Конечно же удовлетворили. Может, я не удовлетворила вас? — осмелилась она спросить.
И она удивилась, когда он тоже покраснел.
— Мадам, я никогда не наслаждался больше. Я не верю, что ты вообще позволила мне сомкнуть глаза.
— Милорд, все было наоборот.
На его щеках появились ямочки.
— Тайрел. И это были вы, мадам, вы постоянно соблазняли меня. Даже не думайте сваливать вину на меня.
Лизи попыталась сдержать улыбку, уперев руки в бока.
— Милорд, — запротестовала она, и его брови поднялись. — Тайрел, — исправилась она, — ты был невероятно возбужден, и я просто последовала за тобой.
Ямочки на его щеках стали еще глубже.
— Моя дорогая Элизабет, — прошептал он, и ее сердце бешено застучало от таких слов и его голоса. — Ты самая чувственная женщина, которую я когда-либо встречал. Возможно, ты не знаешь, до чего соблазнительна? Изгибаясь так, ты удовлетворяешь мой мужской аппетит.
Она пару раз двинула бедрами:
— А если я извиваюсь?
Он притянул ее ближе:
— Дьяволица! Ты отлично знаешь степень своей мощи!
Тайрел поцеловал ее ухо, и мурашки побежали у нее по коже. Лизи почувствовала, как он возбужден, и прикоснулась к нему.
— Только потому, что ты так хорошо и быстро научил меня, — пробормотала она, — Тайрел.
Он обнял ее сзади.
— Мне нужно так много сделать сегодня, — выдохнул он ей в ухо.
Она скользнула руками под его рубашку, к его теплой коже, твердым мышцам, взглянула в его разгоряченные глаза.
— Да, тебе так много нужно сделать сегодня, — прошептала она. — В конце концов, разве ты не джентльмен? Разве ты не выручишь даму в беде?
Он издал звук капитуляции.
— Я горжусь своим благородством и никогда не брошу девушку во времена нужды, — прошептал он.
Лизи хотела улыбнуться, но не могла, потому что он распахнул ее халат, и внезапно она оказалась обнаженной, а его руки были у нее на груди.
— Вы выиграли, мадам, — отрывисто сказал он. — Считаю себя соблазненным.
Три дня спустя Лизи пила чай с Джорджи на террасе за домом. Вид гор Уиклоу был великолепен; от этого вида она никогда не уставала. Джорджи также наслаждалась солнцем, теплым днем и необычайным великолепием ирландского пейзажа. Тайрел на рассвете уехал в Дублин, где назначено много встреч. На следующей неделе он должен приступить к работе. Нэд спал в детской.
— Мадам? — прозвучал за их спинами голос Смайта.
Лизи только что взяла чашку чаю и обернулась с улыбкой. Она увидела, что к ним приближается отец с дворецким, и выдохнула в таком удивлении, что чай перелился через край чашки. Кое-как она поставила чашку и встала, радуясь встрече с отцом, поскольку они находились в полутора днях езды от Рейвен-Холла.