Отказаться от этой темы было бы разумнее всего, но я не могла сейчас не проверить, действительно ли я, Январия Эндрюс, могу спросить что-нибудь у скрытного Гаса Эверетта.
Я остановилась на самом простом вопросе:
– Что значит эта тату?
– Как оказалось, очень мало, – сказал он.
Разочарование скрутило мой желудок от того, как быстро наша политика «открытых книг» дала течь.
Но потом он перевел дух и продолжил:
– Если ты начнешь с одной точки на полосе Мебиуса и пойдешь по ней, то, сделав полный круг, ты не вернешься туда, откуда начала. Ты окажешься прямо над той точкой, но на другой стороне поверхности. И если продолжишь следовать во второй раз, то наконец окажешься там, где начала. Так что этот путь на самом деле вдвое длиннее, чем должен быть. В то время, я думаю… мы считали, что это означает, что мы вдвоем складываемся в нечто большее, чем были каждый сам по себе.
Он пожал плечами и рассеянно почесал черное пятно.
– После того, как она ушла, это больше походило на плохую шутку. О, вот мы здесь, в ловушке, на противоположных сторонах этой поверхности, якобы в одном и том же месте и почему-то совсем не вместе. Связанные вместе этими дурацкими татуировками, которые на пять тысяч процентов оказались более постоянны, чем наш брак.
– Фу, – сказала я.
Ну и дела… Я говорила с ним, изо всех сил пытаясь найти общий язык.
– Угу, – тихо согласился Гас и криво улыбнулся мне.
Мы смотрели друг на друга, и пауза в нашем разговоре затягивалась.
– А какой она была? – спросила я.
Едва эти слова сорвались с губ, как меня охватила паника, что я спросила что-то такое, на что Гас вряд ли захочет ответить. Да и услышать ответ вряд ли мне будет приятно.
Пару секунд его темные глаза изучали меня.
– Она была жесткой, – прокашлявшись, сказал он. – Вроде как… непроницаемой.
Шутка родилась сама собой, но я не перебивала Гаса. Я зашла слишком далеко, и теперь мне предстояло узнать, какая женщина способна покорить сердце Гаса Эверетта.
– Она была потрясающей художницей, – сказал он. – Впрочем, так мы и познакомились. Я видел одну из ее выставок в галерее, когда учился в аспирантуре, и мне понравились ее работы еще до того, как я познакомился с ней. И даже когда мы были вместе, я чувствовал, что никогда не смогу по-настоящему узнать ее. Как будто она всегда была вне моей досягаемости. По какой-то причине это очень волновало меня.
Так вот какая женщина способна покорить сердце Гаса Эверетта!
Я была полной ее противоположностью. Но не из тех, кто всегда груб, когда сердится, плачет, когда счастлив, и печален, когда подавлен. Я была из тех, кто не мог помочь, но позволял ему обо всем этом болтать.
– Мне тогда пришла в голову мысль… – поколебавшись, сказал Гас. – Вот кого я никогда не смогу бросить. Но она не нуждалась во мне. И она не была нежна со мной, не беспокоилась о моем спасении и по-настоящему не впустила меня в свою жизнь, чтобы я мог помочь ей решать ее проблемы. Может быть, это звучит нехорошо, но я никогда никому не доверял себя… с легкостью.
– Ах.
Мои щеки горели, и я сосредоточилась на его руке, не глядя ему в лицо.
– Я видел это с моими родителями, понимаешь? Это как черная дыра и яркий свет, который может поглотить все.
Мой взгляд метнулся к его лицу, к резким морщинам между бровями.
– Гас. Ты не черная дыра. И твой отец тоже.
– Да, я знаю, – ответил он, но неубедительная улыбка промелькнула в уголке его рта. – Но я и не яркий свет.
Конечно, он не был ярким светом, но не был и циником. Он был реалистом, который слишком боялся надежды, не желая ясно видеть все, когда дело касалось его собственной жизни. Но он также был чертовски хорош в том, чтобы говорить с людьми об их проблемах, заставляя их чувствовать себя менее одинокими без обещаний и пустых банальностей. Это коснулось меня, Дэйва и Грейс.
Он не боялся, что все может обернуться плохо, не боялся увидеть кого-то слабым и не падал духом, пытаясь отговорить меня от моих собственных чувств. Он просто видел их, и у него каким-то образом получалось извлекать их из моего тела после многих лет заточения.
– Кто бы ты ни был, – сказала я, – это лучше, чем тусклый ночник. Как бывшая сказочная принцесса и самая настоящая загадочная нежная девочка, я думаю, что ты очень нежный.
Взгляд Гаса был таким теплым и пристальным, и я была уверена, что он может прочитать все мои мысли, все, что я чувствовала и думала о нем. Все это отражалось в моих зрачках. Жар с моего лица прошел через все мое тело, и я снова сосредоточилась на его татуировке, прикасаясь к ней рукой.
– И еще, как бы то ни было, я думаю, что гигантская черная клякса тебе подходит. Но не потому, что ты черная дыра, а потому что это смешно и странно.
– Если ты так думаешь, то я ни о чем не жалею, – пробормотал Гас.
– У тебя теперь есть особая татуировка, – произнесла я, все еще немного удивленная.
– У меня их несколько, но если ты хочешь увидеть остальные, ты должна угостить меня ужином.
– Нет, я хотела сказать, что у тебя теперь есть татуировка – символ и гарантия будущей настоящей любви.
Я посмотрела на Гаса и увидела, что он пристально смотрит на меня, словно ожидает какого-то важного объяснения.
– Это что-то романтическое типа Кэри Гранта
[49].
– Это для меня унизительно, – сказал Гас, потирая тату, и его пальцы столкнулись с моими, лежавшими на его руке.
– Впечатляет, – заметила я.
Его мозолистая ладонь скользнула поверх моей ладони, которая на фоне его руки показалась мне совсем маленькой. Я тут же вспомнила, как эта рука касалась меня под рубашкой, скользя по обнаженной коже живота, но его скрипучий голос вырвал меня из воспоминаний:
– А как же золотой мальчик?
– Жак? – уклонилась я от вопроса.
– Извини, забыл, – сказал Гас. – Конечно, Жак. Шесть лет это большой срок. Ты, должно быть, думала, что у вас будут одинаковые татуировки и целая куча детей.
– Я думала…
Я замолчала, перебирая в уме возможные ответы. Пальцы Гаса были теплыми и шершавыми. Они нежно лежали поверх моих, и мне пришлось преодолеть свое немалое внутреннее сопротивление, чтобы добраться до любого воспоминания о Жаке.
– Он был лидером. Ну, ты понимаешь?
– А я должен ли быть таким? – поддразнил Гас.
– Если ты принимаешь этот вызов всерьез, то да, – парировала я. – Знаешь, он был романтиком. Ярким. У него всегда были наготове истории для любого случая. Я влюбилась в него и во все эти удивительные моменты, которые у нас были.