Мёд жизни - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Сычева cтр.№ 46

– Хорошо, сейчас.

В гардеробе сиротливо – тут и там – висели одинокие пальто и куртки с полусогнутыми от долгой носки рукавами.

Веры Николаевны не было.

– Машунь, а я не вижу гардеробщицы…

– Оё-ёй! – в трубке раздалось протяжное стенание. – Олюня, родненькая, я забыла!!! Забыла я главное! Она мне с утра говорила, что пораньше сегодня уйдёт, что у неё у внучки день рождения! Я её сама отпустила!.. Олюнь! Зайка! Котик мой нечастный! Пупсик! Ну что мне делать?! (Ольга услышала всхлипы и шмыганья носом.) Ой, у меня тушь потекла! Ой, как меня такую Сашуня примет?! Олюня, ну ты всё равно на месте! Ты пойми, если я сейчас к Сашуне не приеду, это скандал! Разрыв! Я умоляю тебя, на колени становлюсь: побудь, пожалуйста, с этими сумасшедшими до десяти часов, а потом их жёстко разгони! Ну, хочешь, я тебе тысячу рублей пришлю за моральные страдания! Да что тысячу! Я тебе ползарплаты отдам!

– Подожди, к чему такие жертвы. Машуня, я всё сделаю, не волнуйся, пожалуйста. Уже половина десятого. Но я не знаю, где сигнализация. И потом, они же видели, что я в зале сидела. А теперь я ими руководить возьмусь!

– Ой, какая ты прелесть! Настоящий друг! Спасибо огромное! Окна, главное, окна! И сигнализация, как будешь уходить – кнопка за шторкой! Нажми на неё, она должна зелёненьким мигнуть. А что в зале сидела – отлично! Они подумают, будто администрация ими особенно интересуется, начальство с верхов! Что все их умные мысли идут прямо в Кремль! Олюнь, ну всё, я подъезжаю! Я должница твоя, пока!

В трубке запикало.

«Вот влипла!» – с досадой подумала Ольга.

Расстроенная, она вернулась в зал. Выступал пожилой дядечка с лёгкой небритостью, тот самый, что сразу устроился возле чайного столика и подъедал печенюшки во время доклада. Он вещал:

– Лжедмитрий у Юрия Платоныча, его трактовка, весьма оригинальны. В сущности, эта фигура, если вдуматься, и есть первый русский европеец на нашей почве.

«Ага, европеец! И сразу на царский трон полез! А про князя Курбского чё ж забыл?! Тоже европеец! А Гитлер – европеец дальше некуда! Ариец! А Наполеон?! Одни европейцы кругом!»

Ольга подошла к Платонычу и грозно прошептала: «Закругляйтесь! Мы в десять закрываемся!»

– Да-да! Господа, очень интересная дискуссия, но администрация нас просит…

– …Выйти вон! – прорычал Семён Афанасьевич. – А я ещё не сказал своей главной мысли.

– Нет-нет! – Платоныч сложил руки на груди лодочкой и устремил умоляющий взгляд на Ольгу. – Вы же дадите выступить таким уважаемым людям?! Ну пожалуйста! Мы так редко собираемся вместе, фактически варимся в собственном соку, а общение порождает кумулятивный эффект, интеллектуальные инновации, идеи. Сон разума опасен для общества!

«Чумные бактерии вы порождаете, а не идеи!.. Да что ж за день такой?! – внутренне изумилась Ольга. – Все на мне ездят: Машуня, хмыри эти контуженые, даже либеральная миссия моими соками питается…»

– Хорошо, – сказала она вслух. – Пожалуйста, пусть гости выступят, но, прошу, покороче: мы не можем нарушать правила работы бюджетного учреждения. Все присутствующие за порядок и закон, надеюсь.

– Принято! – восторженно вскричал Платоныч. – Слово Саше Мальману, известному писателю, драматургу, общественному деятелю.

Белоголовый осанистый дядька с живыми карими глазами, крючковатым носом и улыбчивым лицом встал, сцепил короткие ручки на животе. Он весь излучал оптимизм и довольство. Адресатом своей речи Мальман выбрал Ольгу.

– Я думаю, что книга Юрия Платоновича весьма полезна, – раздумчиво начал он.

«Не читал, – сразу поняла Ольга. – Будешь ты такой дурью голову себе забивать».

– На Западе отношение к русской литературе переносят на общество. Мол, такие произведения могут появиться только у великого народа. Но это не так! – Мальман слегка улыбнулся и опустил веки.

«О, артист погорелого театра! Видимо, какую-то гадость собирается выдать, силы копит». – Ольга нахмурилась и даже слегка выдвинула вперед нижнюю челюсть, придавая своей физиономии вид пещерного антилиберализма.

Мальман поднял веки, встретился с ней взглядом, слегка смешался и, трагически воздев руки, выдохнул:

– Нет, такая литература могла возникнуть только у глубоко несчастного народа!.. И Юрий Платонович нам показал в своём фундаментальном труде, – Мальман чуть – одним глазом – подмигнул Ольге, – корни стремления к свободе, к справедливости, к гуманизму!

«Ах ты, гад! – оторопела Ольга. – Ты ещё и клинья под меня подбиваешь!» – Она отвернулась от оратора и стала демонстративно убирать посуду с чайного стола: мол, у вас – своя свадьба, у меня – своя, и вообще, имейте в виду – время ваше вышло.

– И заключительное слово, – затрепетал Платоныч, – нашему уважаемому Семёну Афанасьевичу.

– Я сидя буду говорить, – проскрипел дед с седым ёжиком и слуховым аппаратом. – Меня обвиняют во всех смертных грехах: мол, я один из тех, кто перестройку заварил, и я тот, кто Екатерине Артуровне дефективный стул подставил.

В зале раздались лёгкие смешки, а лицо несчастной Артуровны покрылось неровными розовыми пятнами, как бывает при гипертоническом кризе. «Ещё не хватало, чтоб её тут апоплексический удар хватил! – озаботилась Ольга. – Смерть на презентации! Либеральный триллер!»

– Я, знаете ли, за справедливость, и люблю резать правду-матку, как она есть, невзирая ни лица, – медленно скрипел Афанасьич, – как я мог подставить стул, если я вижу плохо?! А что касается перестройки… 1991 год, развал СССР, и февраль 1917-го, когда рухнула Российская империя, к либерализму, между прочим, вообще не имеют отношения.

В зале раздался недовольный ропот.

– Тихо! – захрипел Афанасьич. – Я никому не мешал выступать, нести откровенную ахинею, всех выслушал, позвольте и мне сказать, что думаю. Юрий Платонович, я, когда читал ваш текст про «Я помню чудное мгновение…», три страницы анализа мелким шрифтом, я понял, что это, во-первых, не подлежит никакой вербализации, настолько это наукообразно высказано, а во-вторых, все ваши построения – неправда. Известно ли вам, например, что́ Пушкин написал про героиню стихотворения в письме к другу?

– Да. – Платоныч потупился как школьник.

– Вот и объявите это сейчас!

– Ну зачем? – Докладчик умоляюще сомкнул руки в замок и подтянул их подбородку. – Жизнь – одно, а творчество – совсем другое!

– А объективность учёного где? – взъярился злой дед.

– Я не буду при дамах! Это неинтеллигентно, Семён Афанасьевич, чужие письма цитировать.

– Не надо! Мы знаем! Читали! – зашумели в зале.

Афанасьич властно остановил галдёж:

– Ладно, не будем. Но: автор пишет в своей книге нечто настолько выдуманное, что Пушкин его даже на дуэль не смог бы вызвать.

Лицо Юрия Платоновича выражало полное смятение. Он чуть не плакал, лоб его покрылся тревожными складками, пальцы мелко подрагивали. Даже розы, показалось Ольге, слегка поникли от жалящих слов грубого старика.