Экоистка - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Литвинова cтр.№ 30

Людей в парке в дневное время почти не было, и это еще больше вырывало его из городского контекста.

Как будто вчера, она вот так же сидела под деревом. Только под сливой, а не под дубом. И ела сливы, а не булку. Было это в Алма-Ате у бабушки, Кире только-только исполнилось шесть. Тогда ей хотелось не исчезнуть, спрятавшись от мира, а общаться, общаться и играть. И еще очень хотелось найти Катькин зарытый кладик под стеклышком. И притащить с улицы котенка, собачку, птичку со сломанным крылышком. Так она и делала. Мать и бабушка сначала скандалили, потом привыкли к постоянному присутствию в доме новой немытой, блохастой живности. Вот он – настоящий альтруизм, который может быть лишь у детей. В подростковом возрасте он отмирает, как рудимент, и подменяется завуалированными амбициями.

Мысли текли спонтанно, порывами, как ветерок, – то налетая, обдав свежестью, новизной, то затихнув и спрятавшись в кроне могучего дуба. «Ладно, пусть уж носят свои „Патек Филиппы“, отдыхают на курортах и жаждут денег, чем не делают ничего. Разве бывают на свете чистейшие чувства, без примеси? 999,9 пробы? Всегда есть что-то в довесок – любовь не существует отдельно от ощущения обладания, ревности или страха. Как чувство юмора без сарказма. Прощение без капли самоуничижения. Радость победы без самолюбования. Альтруизма в чистом выражении не бывает. Главное, чтобы решающий „пакет акций“ был у босса-альтруиста, остальное можно раздать по мелочам и амбициям, и жажде безопасности, и комфорту. Пусть конкурируют между собой, но босса не трогают. Он знает, он спасает мир. Даже к материнской любви – самому безусловному из чувств – примешано столько эмоциональных оттенков, страхов, эгоистических проявлений, что требовать от взрослых дядек отказаться от всего, что приносит на заманчивом блюде цивилизация, ради смутного, нестабильного сочувствия планете совсем уж глупо. Кто знает, что за двойное дно было у матери Терезы. А я… Я всего лишь трусиха. Беспокойная, нервозная зайчишка-трусишка, которая боится, что ей не хватит в ближайшем будущем воды, что придется дышать отвратным воздухом и сражаться за место у плодородной грядки. Страх – вот что мною руководит. Переживаю за свою шкуру. Потом уже все остальное – голодные негритята и белые мишки, оставшиеся без снега. Я всего лишь человек. Слабый, неуверенный, несовершенный, но борющийся с этим. Нельзя требовать от других того, что сам воплотить не в состоянии».

К концу этой своеобразной медитации Киры Пол совершенно естественно перестал быть «мерзким». Остальные пятеро тоже вернули ореол избранности к своему облику.

В очередной раз поразившись силе самовнушения, Кира поднялась, размяла затекшие ноги, даже по-ребячески попрыгала – к ней вернулись, если не жизнерадостность, то энергия и легкость. Она с удивлением взглянула на дуб, под которым сидела, – таких огромных Кира еще никогда не видела. «Спасибо, дуб», – почему-то сказала она про себя, словно это он нашептал ей мысли успокоения, и побежала назад к конференц-холлу. Благо, было недалеко. Филипп удивленно вскинул брови и застыл. Он явно не ожидал такого быстрого выздоровления, но спрашивать ничего не стал. Кира лишь многозначительно улыбнулась и даже подмигнула ему.

– Ты мне теперь больше никогда не поверишь? – шутливо спросила она.

– Только со справкой от врача.

Между ними установились дружеские отношения, Кира искренне симпатизировала этому юноше. Его редкое чувство юмора было настоящей поддержкой для нее в будничной жизни офиса.

Втиснувшись назад в свои лодочки на десятисантиметровом каблуке, Кира грациозно поцокала в привычный коридор. Зачем она прислушивалась к каждому слову, многие из которых ей были непонятны, Кира и сама не знала. Но ей казалось, что эти знания приближают ее к чему-то большему. Может быть, к какому-то последнему пазлу, о котором говорил Стив. Вердикт каждой из дискуссий был кусочком общей картины. Кира полагала, что после всей этой кутерьмы она, как алхимик, запрется в своей студии-лаборатории, разложит конспекты, словно редкостные, ценные ингредиенты, поколдует чуть-чуть над дозировкой и очередностью, и в результате родится та самая истина – единственный мощный спасительный рецепт, подходящий для всех народов и для каждого уголка планеты.

Следующий день был последним для дискуссий, потом – закрытие. Поэтому Кира позволила себе уехать чуть пораньше, а по пути домой заехала в офис забрать пресс-релизы на завтра. К ее удивлению, офис бурлил. Она-то думала, что вся жизнь переместилась туда, в гущу обсуждений, а остальной мир замер и ждет. Но офис не спал. Бухгалтерам, айтишникам, финансистам и другим менеджерам было глубоко наплевать на то, что происходило вне их рабочего улья.

Кира схватила свои бумажки и ринулась к выходу – все здесь виделось ей незначительным, ненужным. Проходя мимо кабинета Давида, с удивлением уставилась на открытую дверь и, переведя взгляд в глубину помещения, увидела и самого босса. Он едва заметно кивнул головой влево и назад, приглашая ее войти. Кира остановилась, зачем-то оглянулась по сторонам, словно боясь быть замеченной. Давид снова кивнул, улыбаясь ее замешательству.

– На пару слов, – добавил он, будто оправдываясь.

Кира вошла, немного задержавшись на пороге и внимательно наблюдая, как ее ноги перешагивают черту между бетонным полом коридора и ковроланом кабинета. Точно это не простой стык материалов, а рубеж, за которым начинается другое измерение.

– Я не ожидала вас тут увидеть, господин Гринберг.

– Давид.

Кира не ответила.

– Я думала, вы там, на заседаниях.

– «Я думала ТЫ там…», – передразнил ее Гринберг.

Пришлось все же ответить:

– Нет, извините, я так не могу.

– Почему? Я же сам тебя прошу.

– Понимаю, но вы все же мой работодатель и босс.

– Да, это проблема. Кому-то из нас придется уволиться.

Кира, видно, среагировала иначе, чем он ожидал:

– Тогда пишите заявление об уходе, потому что я увольняться не намерена.

Давид захохотал, поднялся, обошел стол, облокотился на него, скрестив ноги, а руки сложил в замок на груди.

«Зажат? Нервничает?» – обратила внимание Кира, и ей стало легче. Значит, она тем более имеет право на эти эмоции, оправдала она себя.

Гринберг подозвал Киру, похлопав по столу ладошкой рядом с собой, – опять жестом, судя по всему, он орудовал ими не меньше, чем словами.

Кира подошла, присела на край стола и исподлобья посмотрела ему в глаза. С полминуты они откровенно изучали друг друга – впервые без налета статуса, как мужчина и женщина. Кира ожидала поцелуя, но Давид неожиданно встал и заходил по комнате в привычной реактивной манере. «Сидеть на месте полминуты для него слишком долго», – промелькнула мысль.

– Я заранее знаю исход всего, что там происходит, поэтому находиться там мне необязательно. К тому же текущие дела не ждут, не берут паузу. – Он снова присел рядом. Его рука медленно, словно снежинка, стала опускаться на ногу Киры чуть выше колена. Она была горячей, жар от нее стал расходиться волнами, как круги по воде. Ладонь скользнула выше, на голую кожу, которую не защищал тонкий капрон. Еще выше – туда, где уже бешенно пульсировала кровь в венах.