– Теперь все изменилось, – сказал он, плюнув на пол. – Тебе не стоило этого делать, Минхо. Ты совершил огромную ошибку. – Безумный взгляд переполз на Ньюта. – Я знаю, ты меня ненавидишь и всегда ненавидел. Тебя следовало бы подвергнуть Изгнанию за твою полнейшую неспособность управлять этой шайкой. Ты жалок, но и все остальные здесь присутствующие – не лучше. Грядут серьезные перемены. Я вам это обещаю.
У Томаса упало сердце. Неужели может произойти что-то еще хуже того, что уже произошло?
Галли рывком распахнул дверь и шагнул в коридор, но не успели кураторы прийти в себя, как он просунул голову в дверной проем и крикнул, злобно глядя на Томаса:
– А ты, вшивый Салага, возомнивший себя Богом, не забывай, что я тебя видел! Я тебя видел во время Метаморфозы! И то, что решат кураторы, не имеет никакого значения! – Он сделал паузу, обвел полусумасшедшим взглядом каждого в комнате и добавил, снова уставившись на Томаса: – Я не знаю, для чего ты к нам заслан, но жизнью клянусь, что остановлю тебя! И убью, если придется.
С этими словами он исчез, громко хлопнув дверью.
Глава двадцать шестая
Томас сидел, как ледяное изваяние, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. За короткий период пребывания в Глэйде он успел испытать все возможные человеческие эмоции – и страх, и одиночество, и отчаяние, и горечь, и даже что-то наподобие радости. Но сейчас он чувствовал нечто доселе неизвестное – ему никогда еще не заявляли, что ненавидят настолько, что готовы убить.
Галли просто сумасшедший, сказал он себе. Он вконец спятил. Однако мысль не принесла успокоения – напротив, испугала еще сильнее: сумасшедшие способны на все.
Члены Совета притихли; кто сидел, кто стоял, но все без исключения пребывали в состоянии шока. Уинстон и Ньют отпустили Минхо, и все трое с угрюмыми лицами расселись по своим местам.
– Поделом ублюдку, – произнес Минхо почти шепотом. Очевидно, слова не предназначались окружающим.
– Можно подумать, ты у нас тут самый святой! – воскликнул Ньют. – О чем ты вообще думал? Тебе не кажется, что это перебор?
Минхо прищурился и дернул головой, показывая, что искренне удивлен вопросом.
– Хватит молоть чушь! Каждый из присутствующих с удовольствием полюбовался, как засранец получил то, чего давно заслуживал. Уверен, ты и сам так думаешь. Кто-то должен был поставить говнюка на место.
– Он член Совета, если ты забыл, – сказал Ньют.
– Чувак, он открыто пригрозил сломать мне шею и убить Томаса! Галли совсем свихнулся! На твоем месте я бы немедленно приказал скрутить его и кинуть в Кутузку. Он реально опасен!
Томас не мог не согласиться с Минхо и снова чуть было не нарушил данное себе обещание держать рот на замке, но вовремя осекся. На его голову и без того свалилось достаточно неприятностей, и усугублять положение не хотелось. Впрочем, долго так продолжаться не могло – он понимал, что еще немного, и его прорвет.
– А может, Галли в чем-то и прав, – пробормотал Уинстон себе под нос.
– Что?! – воскликнул Минхо, в точности повторяя мысленный вопрос Томаса.
Уинстон, казалось, и сам удивился тому, что высказал мысль вслух. Он забегал глазами по комнате, затем попытался объяснить:
– Ну… Галли прошел Метаморфозу – гривер его ужалил средь бела дня прямо у Западных Ворот. Значит, к нему вернулись какие-то воспоминания. Думаю, он неспроста утверждает, что Шнурок ему знаком.
Томас снова подумал о Метаморфозе, а особенно о том факте, что она может вернуть память. И вдруг ему в голову пришла шальная мысль: а не стоит ли позволить гриверу ужалить себя ради того, чтобы вспомнить прошлое, даже ценой ужасных мучений? Впрочем, воспоминания об извивающемся в постели Бене и нечеловеческих стонах Алби мгновенно отбили желание провести эксперимент. Ни за что, – решил он.
– Уинстон, ты видел, что сейчас произошло? – спросил Фрайпан, недоуменно глядя на куратора. – Галли – конченый псих. Глупо пытаться искать здравый смысл в его бредятине. Или, может быть, ты считаешь, что Томас – замаскированный гривер?
Томас больше не мог молчать ни секунды, пусть ему и придется нарушить порядок Заседания Совета.
– Могу я сказать? Меня уже достало, что все меня обсуждают, как будто я пустое место, – раздраженно спросил он, повышая голос.
Ньют посмотрел на него и кивнул.
– Валяй. Чертово заседание и так вконец испорчено.
Томас быстро собрался с мыслями, подбирая нужные слова, что было совсем непросто – раздражение, смятение и гнев мешали мыслить четко.
– Я не знаю, почему меня ненавидит Галли, хотя мне и наплевать на это, но он явно питает ко мне нездоровую неприязнь. Что касается того, кто я, то я знаю не больше вас. Правда, если мне не изменяет память, вы собирались обсудить вылазку в Лабиринт, а не то, почему какой-то идиот считает меня воплощением зла.
Раздался чей-то сдержанный смешок, и Томас замолчал, надеясь, что смог донести до слушателей свою точку зрения.
– Лады. – Ньют кивнул. – Давайте сворачивать лавочку, а что делать с Галли – позже подумаем.
– Совет не имеет права голосовать в неполном составе, если только куратор не отсутствует по болезни. Как Алби, – сказал Уинстон.
– Господи, Уинстон! – воскликнул Ньют. – Уж кто-кто, а Галли сегодня явно нездоров, так что обойдемся без него. Высказывайся в свою защиту, Томас, да приступим к голосованию по поводу твоей судьбы.
Томас поймал себя на том, что сжал кулаки на коленях так сильно, что побелели костяшки пальцев. Он заставил себя расслабиться, вытер вспотевшие ладони о штанины и начал говорить, не вполне четко представляя, что именно скажет Совету.
– Я не совершил ничего дурного. Я всего лишь увидел, что два человека пытаются доползти до Ворот, но не успевают. И не помочь им из-за какого-то глупого запрета было бы трусостью, эгоизмом и… в общем, глупостью. Если хотите упечь меня в Кутузку за попытку спасти чью-то жизнь – пожалуйста. Обещаю, что в следующий раз просто буду стоять в Воротах и хохотать, тыча пальцем в опоздавших бегунов, а потом отправлюсь на кухню к Фрайпану и спокойно перекушу с чувством выполненного долга.
Томас вовсе не собирался шутить. Он искренне не понимал, почему его поступок вызвал такую шумиху.
– Вот моя рекомендация, – произнес Ньют. – Ты нарушил чертово Правило Номер Один, поэтому отправляешься на сутки в Кутузку. Это твое наказание. Я также рекомендую Совету избрать Томаса бегуном, со вступлением решения в силу сразу после окончания заседания. Думаю, ночь, проведенная тобой в Лабиринте, стоит нескольких недель испытаний. Ты, что называется, доказал профпригодность. А что касается поста куратора, забудь об этом. – Ньют повернулся к Минхо. – В этом я согласен с Галли – дурацкая идея.
Хотя Томас в глубине души и понимал, что Ньют прав, последнее замечание его все-таки задело.