– Ну а мы где? – спросил Томас. – Географически?
– В машине. – Томас не засмеялся, и Бренда продолжила: – Прости, не время для шуток. Судя по этикеткам на консервах, мы в Мексике. Или, точнее, на ее месте. Теперь здесь Жаровня. В основном территории между двумя тропиками – Раком и Козерогом – полностью превратились в пустыню. Центральная и Южная Америка, почти вся Африка, Ближний Восток, юг Азии. Повсюду мертвые земли, трупы… Милости прошу на Жаровню. По-моему, со стороны правительства мило ссылать сюда нас, шибздиков.
– Господи… – В голове у Томаса бушевал ураган мыслей. Откуда он знает о своей принадлежности – самой прямой – к ПОРОКу? О принадлежности к нему Групп «А» и «В», Лабиринта и всякой прочей ерундени, через которую надо пройти? Томас еще не мог составить осмысленной картины происходящего.
– Господи? – переспросила Бренда. – И все? Лучше ничего сказать не можешь?
– Слишком много вопросов. Не знаю, с какого начать.
– Знаешь что-нибудь об анальгетиках?
Томас посмотрел на девушку, жалея, что не видит ее лица.
– Кажется, Хорхе говорил о них. Что это такое?
– Сам знаешь, как устроен мир. Новые болезни – новые лекарства. Если нельзя убить саму болезнь, борются против симптомов.
– А что делает это лекарство? У тебя оно есть?
– Ха! – презрительно вскрикнула Бренда. – Как будто нам выдают его! Такую круть могут себе позволить только шишки. Они называют лекарство кайфом. Оно притупляет эмоции, процессы в мозгу, вводит в ступор. Ты словно пьяный, практически не чувствуешь ничего. Лекарство сдерживает Вспышку, потому что болезнь гнездится в голове. Пожирает мозг, губит его. Если он не работает, то и вирус слабеет.
Томас скрестил руки на груди. Он упускал нечто важное, не мог ухватить сути.
– Выходит… это не лекарство? Пусть оно и замедляет действие вируса?
– Даже близко не лекарство. Анальгетик отсрочивает неизбежное. Вспышка все равно побеждает, и ты теряешь способность размышлять здраво, рационально, перестаешь сострадать… и ты уже не человек.
Томас молчал. Сейчас он еще сильнее, чем прежде, чувствовал, как некая – очень важная – часть памяти пытается просочиться сквозь щель в стене, ограждающей его от прошлого. Вспышка. Мозг. Сумасшествие. Анальгетик, кайф. «ЭТО ПОРОК». Испытания. Речи Крысуна о том, что весь сыр-бор – из-за реакций глэйдеров на Переменные.
– Спишь? – спросила Бренда спустя несколько минут.
– Нет. Просто информации слишком много. – Рассказ Бренды вызвал смутную тревогу, однако Томас все никак не мог сложить части головоломки. – Надо все обмозговать…
– Тогда молчу. – Девушка отвернулась и положила голову на дверцу. – И ты перестань думать. Все равно пользы не будет. Лучше отдыхай.
– Ага, – промямлил Томас, расстроенный, что, получив столько намеков, не может решить загадки. Впрочем, Бренда права: ночь больше годится для отдыха. Устроившись поудобнее, Томас постарался заснуть, однако скоро забыться не вышло.
Наконец приснился сон.
Томас опять старше. Ему около четырнадцати. Они с Терезой стоят на коленках у двери, подслушивают. Через щель отчетливо доносятся голоса мужчины и женщины.
Мужчина говорит первым:
– Ты получила дополнения к списку Переменных?
– Еще вчера вечером. Мне понравилось окончание Лабиринта, предложенное Трентом. Жестоко, но необходимо. Можем получить в итоге интересную матрицу.
– Абсолютно согласен. То же думаю и о сценарии предательства. Надеюсь, его отработают.
Женщина издает звук, похожий на смех, только напряженный и безрадостный.
– Да, у меня те же мысли. То есть, Боже правый, сколько ребята смогут выдержать, пока сами не свихнутся?
– Не в том дело. Опыт рискованный. Вдруг он погибнет? Мы все согласны, что к нужному моменту он достигнет уровня первейшего Кандидата.
– Не погибнет. Мы не допустим.
– И все же… мы не Господь Бог. Всякое может случиться.
Повисает долгая пауза, затем мужчина говорит:
– Надеюсь, до крайности не дойдет. Мозгачи считают, что в итоге мы получим множество необходимых реакций.
– Ну, подобное стимулирует сильные эмоции и сложнейшие реакции, если верить Тренту. Переменные – это, по-моему, единственный способ добиться желаемого.
– Ты действительно считаешь, что Испытания оправдают себя? – спрашивает мужчина. – Логически шансы оставляют желать лучшего. Подумай, сколько всего может выйти из-под контроля.
– Ты прав, многое непредсказуемо. Но какова альтернатива? Надо попробовать, и если ничего не получится, мы окажемся в точке отсчета. Как будто и не начинали опытов.
– Может быть.
Тереза дергает Томаса за рубашку и тычет пальцем в сторону коридора. Пора уходить. Кивнув, Томас приникает к двери – вдруг да удастся услышать напоследок что-нибудь эдакое. И – есть!
– Жаль, что окончания тестов мы не застанем, – говорит женщина.
– Да. Зато потомки будут нам благодарны.
Томаса разбудил жемчужный свет утренней зари. После полуночного разговора с Брендой и даже после сна он вроде бы ни разу не пошевелился за ночь.
Кстати, сон… Самый странный за последнее время. Столько всего было сказано, и слова уже начинают ускользать из памяти – никак не ухватиться за них, не втиснуть эти отрывки в картину прошлого, которая, казалось бы, только-только начала проясняться. Томас позволил себе немного надежды, что он не так уж и сильно связан с проектированием Испытаний. И хотя сон оставался малопонятным, Томас заключил: то, что они с Терезой подслушивали под дверью за взрослыми, означало их неполную причастность к разработке тестов.
Но какова цель Создателей? И почему потомки должны быть им благодарны?
Томас протер глаза и, потянувшись, посмотрел на Бренду. Девушка спала, чуть приоткрыв рот; грудь ее мерно вздымалась и опадала. Тело словно еще больше занемело со вчерашнего дня, однако здоровый сон принес отдохновение разуму. Томас ощутил свежесть, силы. Пусть подавленный и сбитый с толку из-за непонятного сна и прочего рассказанного Брендой, Томас был готов продолжать путь.
Он еще раз потянулся и хотел от души зевнуть, как вдруг заметил на стене нечто знакомое – металлическую пластинку, прибитую прямо к кирпичной поверхности.
Выбравшись из кабины, Томас на негнущихся ногах приблизился к ней. Практически один в один как та в Лабиринте со словами: «ЭКСПЕРИМЕНТ «ТЕРРИТОРИЯ ОБРЕЧЕННЫХ». ПРОГРАММА ОПЕРАТИВНОГО РЕАГИРОВАНИЯ. ОБЩЕМИРОВАЯ КАТАСТРОФА».
Та же тусклая поверхность, тот же шрифт. Только слова иные; Томас пялился на них минут пять, пока наконец не сообразил, о чем они сообщают: