— А еще одна где?
Спросил и к Нияну обернулся.
— Ты же на одну больше везешь. Почему не в повозке она?
— Одна про запас. В прошлый раз Лихо двоих забрал.
— А в этот ни одной. Бился ты с ним, а избранную не дал. Думаешь, никто и ничего не знает? От вашей бойни земля ходуном ходила и горы стонали. Лес спалил — непростительно это, князь Ниян, ты, когда к Нави идешь, этот мир тронуть не можешь. Ты его охранять призван.
— Не отчитывай меня, как ребенка. Если бился, причина была, а лес не я спалил, а упрямство Лиха. Он мог другую избрать. Царь леса не должен Аспиду перечить. Беззаконие у тебя здесь процветает. Забыли все, под кем ходят, и что значит наказание высших.
— Другую? А чем та плоха или хороша была, что ты бойню затеял? Показывай. Не то не открою тебе путь, посреди морока оставлю.
— Угрожаешь мне?
Смена тона была резкой. Настолько резкой, что я невольно назад отпрянула. Забыть успела, как он может словами наотмашь хлестать или колоть, как жалом ядовитым.
— Ну что ты, Ниян. Шучу я. Так хороша или плоха?
— Плоха. Про запас оставил.
Но голос и у старца иным стал, мягкость фальшивой казалась теперь. Волхв осмотрел отряд прищурившись, а глаза его фосфорятся и словно сканируют, отыскал меня взглядом, ко мне направился, стуча посохом по траве, все еще покрытой тонким слоем морока. Вдруг стало страшно, и я вся внутренне сжалась. Показался мне старец этот ненастоящим. Точнее, внешность его, как у дедушки доброго, а там под морщинами и седым волосами словно смерть спряталась в образе скелета с горящими синими глазами.
"Не бойся, Лукьян не тронет. Не посмеет. В глаза ему не смотри, он мысли и желания прочесть может".
Волхв приблизился ко мне, а пока шел, у меня внутри все сжималось от него, словно волны исходили чего-то мрачного и нехорошего. Даже от Лиха я такого не ощущала, а здесь у меня от страха по коже мурашки поползли, и в ушах зашумело. Старик остановился напротив, и ящер тут же спешился и меня снял, поставил перед старцем. Какое-то время старик смотрел через накидку, а потом стянул ее, и глаза фиолетово-синие вспыхнули, он даже назад слегка отпрянул, или мне показалось. Я изо всех сил старалась не смотреть ему в лицо, устремила взгляд на носки своих сандалий.
— Оказывается, ты лжец, князь. Сказал — плоха, а сам красоту невиданную спрятал.
Обошел вокруг меня несколько раз и снова стал напротив.
— Значит, за нее с Лихом бился? От меня ее скрыл. Выбрал, значит, девку для брата сам? В милость царскую решил впасть и ко двору вернуться? Ох хитер же ты, ох и хитер.
И вдруг за подбородок меня схватил, а я невольно голову подняла и со взглядом его мертвым встретилась. В эту секунду и застыла… потому что нет у него глаз, вместо них ямы жуткие, и где-то в глубине на их дне морок синий струится, как беспрестанно вращающаяся воронка.
Под пергаментной кожей лица кости двигаются. На какие-то мгновения она прозрачной становится, и я вижу ободранное чудовище с комками мяса, прилипшим к черепу. У меня в ушах какой-то странный гул нарастает, как шум океана или моря во время шторма, и гул этот все сильнее и сильнее становится. Какое-то время его взгляд мне даже боль причинял, словно давил мне на голову так, что ее разрывало изнутри, будто кто-то мне камнями череп пробить пытался. Все это длилось какое-то время бесконечно невыносимое. Но волхв вдруг отпрянул назад и гневно посохом по земле ударил. Лицо злобой исказило, а черные ямы провалились еще глубже и стали похожи на две бездны или кратеры. Синий дымок спиралями в них закручивается, но уже в другую сторону не затягивая, а отталкивая меня.
— Опусти зеньки, бесстыжая. Ты как смеешь мне, жрецу высшему, в глаза нагло смотреть? Тьфу.
Развернулся и пошел к Нияну, а из-под посоха вылетают искры синие. Гул у меня в ушах снижаться начал, уменьшаться, сходить на нет, пока не стих совершенно.
А сердце так и колотится в горле, дрожит все тело. Как будто я только что под глыбой навалившейся лежала и всем телом ее вес удерживала, чтоб меня не расплющило. И снова слух резко обострился, когда волхв к Нияну подошел, а от него все еще искры разлетаются, и от чего-то кажется мне, что их только я вижу.
— Плоха она, прав ты. Не тащи с собой. Сожги, а затем утопи ее кости в ближайшей заводи. Каменную гирлянду на шею надень и на дно ее. Самое место ей там.
У меня от ужаса все волоски дыбом встали, и сердце замерло несколько раз. Что он увидел в моих глазах? Почему ненависть такая суеверная? Что я сделала? Я ведь слова не сказала и мысли не подумала.
— С чего ты вдруг мне приказы отдаешь, Лукьян?
— С того, что отродье она мерзостное не земное, от нее избавиться надобно. Утопить, да так, чтоб кости навсегда в ил вошли, а плоть разъело водой. Но не в море и не в океан, а в болото ее.
— И ты решил, что я тебя послушаю, волхв? Не много ли ты себе позволяешь, указывая мне, как поступать с избранными?
— Сожги и утопи ее. Не сделаешь, как я сказал — хаос начнется во всей Нави. Он уже начался. Из-за нее.
— Хаос в самой Нави? Ты боишься хаоса, Лукьян? Или девчонку? Что не так с ней?
— Утопи ее, и все. Я будущее вижу и знаю, что она смерть нам принесет.
— С каких ты пор смерти испугался? После скольких веков существования вдруг заговорил о страхе? Ты, кто избранных ведет в последний путь и придает огню. Разве ты породнился со смертью?
— Не убьешь ее — сильно пожалеешь.
— Открой нам путь, Лукьян, чтоб тебе жалеть не пришлось.
— Она уже тебя чарами оплела. Опутала голосом своим и глазами сирены в сердце твое драконье, как крючьями, впилась. И это только начало… битва с Лихом.
— Чарами оплести Аспида? Ты выжил из ума, старик? Открывай путь. Не заставляй силу применять.
— Посмотри на себя. Ты как полоумный. Ты из-за нее мне грозишь, голос повышаешь на учителя своего.
— Мне никто не указ. Я сам принимаю решения. Уйди с дороги, Лукьян, иначе хаос в твоей жизни начнется прямо сейчас.
— Я предупредил тебя… ты мне, как сын, Ниян.
— У меня был один отец, и мы с ним никогда особо не ладили, но его место никогда и ни для кого не станет свободным.
Несколько минут молчания, и я вижу, как оранжевые искры потрескивают в воздухе рядом с синими. А потом волхв обернулся к скале, взмахнул обеими руками и посохом, направив неоново-синий луч на черные камни, и между ними с оглушительным грохотом начала появляться трещина… Но я туда даже не смотрела… я смотрела на Аспида, вскочившего в седло и гордо выпрямившего мощную спину, тряхнул волосами длинными и натянул поводья, поднимая коня на дыбы, а я думала о том, что он опять меня не отдал, а внутри все плавилось, и там внутри, где сердце еще какие-то минуты назад от ужаса замирало, стало вдруг невыносимо горячо, словно искры, которые летали вокруг Аспида, впились мне в грудь и прожигали там узоры, как у него на коже, связывая меня с ним. И кольцо на пальце колоться перестало.