Я рассказала, стараясь передать все оттенки. Гораздо подробней, чем говорила о своем исполнении. После того, как я замолчала, Санна Линдберг снова окинула меня задумчивым взглядом, словно пыталась разглядеть сокрытое, а потом произнесла:
- Вы очень точно уловили суть моего исполнения. И очень хорошо передали суть своего. Не идеально, конечно, но мы над этим поработаем. Видение у вас весьма необычное. Но мне это нравится. Чувствую, работать нам с вами будет интересно.
Метресса снова улыбнулась, затем устроилась рядом на стуле, взяла с рояля нотный сборник, раскрыла его, поставила передо мной и сказала:
- Теперь я бы хотела посмотреть, как вы читаете с листа.
Оставшееся занятие преподавательница давала мне то одно, то другое задание, по мере выполнения поясняла, направляла. Из ее объяснений я узнала, что от степени точности владения даром зависит ясность и четкость восприятия слушателями той информации и эмоций, которые исполнитель закладывает в свою музыку. Поэтому над точностью нужно долго и упорно работать, доводя ее до ювелирного совершенства. Не просто играть ноты, а наделять их частичкой души. В моем случае максимально четко стараться передать, что вижу, пропуская через себя. Со временем, по заверениям, метрессы Линдберг, я должна была научиться с помощью этого самого ювелирно-точного управления менять не только чужое восприятие музыки, но и свое, чтобы быть способной играть совершенно в разной манере одно и то же произведение и, соответственно, выплескивать совершенно разные эмоции вне зависимости от характера исполняемой музыки.
К концу урока мне предоставили три нотных сборника, наказав выбрать пять произведений на первое время, с которых мы начнем практиковаться: приобретать и оттачивать управление даром. Покидала кабинет я, прижимая сборники к груди, окрыленная и преисполненная намерения приступить к выбору сегодня же после оставшегося занятия, до зуда в пальцах хотелось попробовать и увидеть новые созвездия нот. Метресса Линдберг провожала меня понимающей улыбкой, а знакомец-рояль покровительственно-суровым видом: мол, смотри не оплошай, чтобы мне стыдно не было откликаться на неподготовленные, неотработанные движения.
Следующей парой значилась гармония метрессы Айморы Дели, как оказалось кругленькой аккуратной женщины, милой и приятной, которая могла бы быть символом собственного предмета. Невзирая на собственную некоторую полноту и маленький рост, она олицетворяла порядок и выверенность. В ее движениях не было ни одного лишнего или ненужного, ее одежда демонстрировала безупречный вкус, лазурный голос тек спокойной рекой без намека на бурное течение, плавно огибая преграды и располагая аудиторию к тишине и вниманию.
Это занятие, как и предыдущее, показалось мне невероятно интересным. В аудитории стояла полнейшая тишина, пока лазурная река, мягко огибая каждого, струилась в просветах между стульями и студентами. Уровень сложности, в сравнении со школьным сольфеджио, был гораздо выше, но метресса Дели сразу успокоила нас тем, что повышаться он будет постепенно, и если на занятиях лениться не будем, то успех нам гарантирован.
- Гармония любит точность, пунктуальность и внимательность, - такими словами напутствовала нас Аймора Дели, провожая с занятия.
Выходя из аудитории, я планировала быстро пообедать, а потом просмотреть нотные сборники, чтобы после трех часов пополудни уже точно знать, что именно я хочу услышать и увидеть в первую очередь. Но моим планам не суждено было сбыться. Навстречу мне уверенной очень женственной походкой, с грацией пантеры шла Милдред, секретарь проректора Маркаса Двейна. Отыскав меня взглядом, она под удивленными и восхищенными взглядами парней нашего потока направилась прямо ко мне.
- Оллема Таллия, проректор просил вас зайти к нему немедленно, - произнесла она своим насыщенным, похожим на выдержанное вино и терпкостью, и цветом голосом. Парни остолбенели и не двигались с места, но их реакция женщину заботила мало. Она вопросительно-ожидающе смотрела на меня.
- Да, конечно, леди Уорд, - кивнула я, выказывая готовность следовать за ней в кабинет проректора. Нас провожал несмелый гул, состоящий исключительно из цветочных девичьих голосов, и восторженные мужские взгляды.
Войдя в свою маленькую приемную, Милдред направилась к своему столу и попутно указала мне на стул напротив:
- Присядьте. Он скоро освободится.
- Спасибо, - поблагодарила я и через несколько секунд тишины все-таки рискнула поинтересоваться. – А зачем лорд Двейн меня вызвал?
В ответ получила понимающую улыбку и хитрый прищур насыщенно-зеленых глаз:
- Неизвестность – худшая пытка для женщины, - с той же улыбкой произнесла женщина-секретарь и следующими словами развеяла полог таинственности, переходя на более простой тон. – Скорее всего, чтобы обсудить время занятий композицией. Так что не переживай. Или ты уже успела что-нибудь натворить?
Взгляд женщины стал испытывающе-заинтересованным.
- Насколько я могу судить – ничего, - ответила я.
- Значит, все будет хорошо, и переживать не о чем, – подмигнула мне рыжеволосая красавица и погрузилась в бумаги, лежащие перед ней на столе.
Потекли длинные минуты ожидания, за которые я успела передумать все возможные причины того, чем был занят проректор и зачем ему понадобилось звать меня, пока он не освободился. Потом я опомнилась и решила не терять даром времени: какая разница, где просматривать ноты? Открыв первый сборник, стала скользить взглядом по нотному стану, изучая пассажи маленьких черных пятнышек с хвостиками Рассветного и Сумеречного ключей, несущих в себе столько цвета и звука. Милдред работала тихо и только изредка бросала на меня изучающие взгляды.
На десятой минуте и мое занятие, и дела секретарши прервал лаконичный, но напористый стук в дверь. Нет, не в дверь проректорского кабинета - было бы странно и немного нездорово, если бы он стучал в полотно с той стороны – а во входную. Мы с Милдред переглянулись, и она произнесла чуть громче обычного:
- Войдите.
Створка распахнулась и в приемную вошел низенький, абсолютно седой, с солидной лысиной на голове пожилой человек в рубашке с закатанными рукавами, землистого цвета жилете и таких же брюках. Вида он был хмурого и явно неодобрительного. Я вся подобралась под его взглядом внезапно сощуренных глаз, который, впрочем, сверлил меня не долго, устремившись к секретарю.
- Доброго дня, мастер Имон, - поздоровалась та с приветственной улыбкой, от которой растаяло бы не одно мужское сердце. Но только не сердце лорда Имона.
- Какой там доброго, леди Уорд?! Совсем даже наоборот! Срам! Позор! Безобразие! Что творится?! – низкий слегка дрожащий но не от старости, а от негодования, голос цвета коры старого дерева.
- А что творится, мастер Имон? – осторожно поинтересовалась Милдред, не прерывая зрительного контакта с клокочущим от гнева мастером-кладовщиком.
- Разврат! Бесстыдство! Полнейшее неуважение к Искусству! – с каждым словом старый мастер все активней потрясал бумагой, которую держал в правой руке. На последнем слове листок выскользнул у него из рук и плавно спланировал мне под ноги фронтальной стороной.