Глядя в зеркало, Адэр завязывал галстук:
— Без доклада?
— Прекратите это безумие!
— Охранителям пора к Трою на ковер.
— Адэр!
Он поправил воротник рубашки:
— Может, закроешь дверь?
— Что вы делаете…
Адэр взял со стула пиджак:
— Одеваюсь. Не видишь?
— Ваши стражи…
— Наши.
— …сжигают дома.
Адэр надел пиджак:
— Я предупреждал.
— Адэр! Остановитесь!
— Сегодня я жгу дома в наказание за детей, завтра я буду бить плетьми за воровство, послезавтра за убийства я отравлю их колодцы. И так будет до тех пор, пока они не поймут, что мое слово — закон, мой взгляд — закон. Я — закон, которому нельзя не подчиняться!
— Вы не закон… вы деспот…
Адэр схватил ее за локоть и потащил за собой. Влетал в залы, смотрел в окна. Шептал: «Не то. Всё не то…» И мчался дальше по коридору, увлекая за собой Малику. Спустился в безлюдный холл. Вбежал в хозяйственную пристройку. Прислуга, потупив взоры, прижалась к стенам.
— Адэр! Отпустите меня! — взмолилась Малика.
— Я тебе покажу…
— На нас все смотрят. Адэр!
Он открывал двери, заглядывал в комнаты:
— Не то…
Пересек еще один холл, на секунду замер перед открытой дверью. Вытащил Малику на низенькое крыльцо. Обвел рукой грязно-желтую пустошь, придавленную бурыми тучами:
— Самая прекрасная картина из всех, что я видел. Или я заставлю страну жить по моим правилам, или сровняю с землей и буду каждый день любоваться.
— Вы должны взращивать добро, а вы сеете в душах страх. Народ не понимает ваших великих замыслов.
— У меня нет времени ждать, пока они поймут!
— Страх заставит людей бежать из страны или встать на свою защиту. На свою защиту, Адэр. Не на вашу! И в какой-то миг вы оглянетесь, а за вами уже никто не идет.
— Лучше страх, чем беззаконие. Лучше треск огня, чем плач детей. Лучше никого, чем лишь бы кто-то. — Адэр выпустил локоть Малики, одернул рукава пиджака. — Тебе больше не удастся мной манипулировать.
Малика сделала шаг назад:
— О чем вы говорите?
Адэр вздернул подбородок. Посмотрел сверху вниз:
— Я не хочу тебя. Всё! Отрубило.
— Вы решили, что я вами управляла?
— Твои чары больше не действуют.
— Не действуют… А почему не горит ваш замок?
— Что?
— Вы наказываете людей, а себя оправдываете.
— Повтори!
— Сирма… ей всего шестнадцать. По законам Тезара… вашего Тезара — она еще ребенок.
Адэр схватил Малику за горло:
— Если еще раз… я уничтожу… нет, Малика, я уничтожу не тебя. Я уничтожу всё, что тебе дорого.
С силой оттолкнул ее. Она слетела с крыльца, рухнула на землю.
— Прежде чем что-то сказать, сто раз подумай, — промолвил Адэр и скрылся в замке.
Малика выдохнула со всхлипом, уронила голову на грудь.
— Малика…
— Я упала, Мебо. Не увидела ступеньку…
Страж бережно обнял ее за плечи, помог подняться.
— Спасибо, Мебо. Дальше я сама. — Малика сделала шаг и вновь уселась в пыль, испещренную следами ящериц и птиц. — Я такая неуклюжая, Мебо.
Страж встал перед ней на одно колено:
— Если мне придется выбирать между правителем и вами, я выберу вас.
Малика посмотрела на него исподлобья:
— В ту секунду, когда ты предашь его, я убью тебя.
— Я не говорил об измене. Он когда-нибудь уедет в Тезар, а вы останетесь. С вами останусь я. Останутся Драго, Ютал, Лайс. Мы никогда не говорили об этом, но я знаю.
— Я никто, Мебо. Никто. А он прав. Иногда самый жестокий путь — единственно верный. — Малика провела рукой по подолу. — Я запачкала платье, Мебо.
— Не волнуйтесь. В коридорах уже никого нет.
— Отведи меня в мою комнату.
— Только до третьего этажа. Дальше мне нельзя.
Малика отложила обсуждение реформ. Она говорила с главами сельских и городских советов, как ее сестры когда-то говорили с народами. Люди слушали о человеческих законах, о мире, где поют птицы и распускаются цветы, о котомке жизни за плечами, которая с каждым добрым делом будет становиться лишь легче. На прощание старосты пообещали собрать селян и объяснить действия правителя — неожиданные, жестокие, но справедливые и столь необходимые в это темное время.
В холле Малику ждал молодой человек, некогда поразивший ее своим искристым ярко-зеленым взором. Посмотрев в глаза цвета потускневшей травы, Малика повела Лилана в кабинет.
Переступив через порог, он схватил ее за руку, как утопающий за соломинку:
— Малика! Мне нужна ваша помощь.
— Чем могу, Лилан…
Он разглагольствовал долго, путано, а Малика не верила ушам.
— Ты говоришь о Вельме? — поинтересовалась она на всякий случай.
— Малика, вы надо мной смеетесь? Я с таким трудом добрался до замка. Я надеялся на вашу помощь. А вы…Ты говоришь о Вельме? Я говорю о Вельме.
— Прости. Я очень устала. Ты хочешь, чтобы я побеседовала с Вельмой?
— Я уже не знаю, чего хочу. Может, родители воспитали ее в такой строгости. Может, она на ком-то обожглась и не верит ни единому слову. — Лилан покачал головой. — Она вообще ничего не дает мне сказать.
— Вельма? — спросила Малика.
Лилан затряс ее руку:
— Малика, скажите мне честно! У нее есть возлюбленный?
— Почему ты не спросишь у нее?
— Да потому что, только я заикаюсь о чувствах, как она тут же убегает.
Малика не смогла совладать с собой и вновь спросила:
— Вельма?
Лилан громко выдохнул:
— Может, мне прийти завтра?
— Я не понимаю, что ты хочешь.
— Я хочу, чтобы вы стали моим свидетелем.
— Свидетелем чего?
— По обычаю климов я должен сделать предложение в присутствии свидетеля.
— Ты?
— Да. Я хочу, чтобы Вельма стала моей женой.
— У тебя нет других свидетелей?
— У меня есть. Но у Вельмы нет никого. Я очень хотел, чтобы за нее кто-то порадовался. И она всегда о вас так отзывалась…
— Вельма любит преувеличивать.