Мотивация человека - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Макклелланд cтр.№ 169

Добавляют ли что-нибудь подобные утверждения к тому, что нам уже известно? Не является ли желание приписывать событиям «мотивы» примитивным, анимистическим мышлением, как мы уже отмечали в главе 2? Во многом точно так же маленький ребенок может утверждать, что яблоко упало с дерева, потому что «захотело упасть». Почему оно «захотело упасть» именно сейчас, а не десять минут тому назад? Почему нацизм возник в Германии в 30-е гг. XX в., а не раньше? Проблема определения мотивации как ответов на требования социальной системы заключается в том, что такой подход не позволяет объяснить перемены. Что бы ни происходило, мотивы становятся «объяснениями», если то, что происходит, не может быть объяснено никакими другими причинами.

Единственный выход из этого порочного круга заключается в том, чтобы найти какой-то независимый способ измерения (оценки) якобы коллективной мотивации. В таком случае исследователи могут понять, действительно ли существовали те мотивы, которые они используют для объяснения социальных событий. Например, они получили бы возможность показать, что некоторые мотивационные характеристики синдрома авторитарной личности в самом деле были выражены сильнее в Германии во времена нацизма, чем раньше, или чем в других странах, где его не было. Изучение мотивов в обществе может избежать обвинений в хождении по кругу только тогда, когда мотивы могут быть измерены (оценены), а их вклад в то, что произошло в обществе, — оценен независимо от самих событий.

Некоторые ученые утверждали, что независимая оценка мотивации не необходима, даже если она и может быть выполнена. Большинство экономистов, политологов и историков смогли вполне разумно обсудить произошедшее в истории, не обращаясь к человеческим мотивам; самое большее, что они делали, — высказывали простое предположение о желании преследовать эгоистичные цели, что представляется достаточным для объяснения большинства тех социальных событий, с которыми они имели дело. Например, однажды социолог, изучавший возникновение нацизма, попросил психоаналитика Роберта Уилдера ответить, каковы, по его мнению, мотивы появления нацизма (Waelder, 1960). Психоаналитик ответил, что успех прусского милитаризма в объединении Германии имеет самое непосредственное отношение к появлению веры в «сильную руку». Более того, в 1920-е гг. немцы приобщились к демократическому процессу и поняли, что демократия не способна ни противостоять инфляции, ни спасти страну от развала. Иными словами, Уилдер утверждал, что опыта, полученного немецким народом в недавнем прошлом, в сочетании с простой мотивационной теорией о том, что люди продвигают свои личные интересы, оказалось достаточно для возникновения нацизма. Далее Уилдер пишет: «И тут меня перебил мой хозяин, известный антрополог. Оказывается, от меня ждали не этого. Как психолог я должен был объяснить, каким образом нацизм возник из немецкой традиции воспитания детей. Я ответил, что не считаю, будто между этими двумя феноменами существует какая-либо связь; более того, мне вовсе не кажется, что политические взгляды формируются в детском возрасте. Мою точку зрения не приняли и сказали, что немецкие матери обращаются с младенцами не так, как женщины в демократических странах» (Waelder, 1960).

Представления Уилдера о том, что мотивации детей преимущественно не годятся для объяснения сложных политических событий, разделяются многими. Но они могут не годиться по нескольким причинам, которые стоит рассмотреть несколько подробнее. Они могут не годиться потому, что мотивы, сформировавшиеся в детстве, просто менее важны для управления поведением взрослых людей, чем мотивы, возникающие в той конкретной исторической ситуации, в которой оказываются эти взрослые. Поэтому многие социологи, отвергающие анализ социального характера детства, весьма охотно принимают аналогичный анализ, основанный на сиюминутном мотивационном давлении. Экономист может настаивать на том, что определенные группы людей были вынуждены покинуть ферму и перебраться в город из-за давления перенаселенности сельскохозяйственных районов. Они уехали, потому что на ферме было слишком много едоков и слишком мало еды. Они действительно уехали. Следовательно, они были вынуждены захотеть уехать. Хотя такая форма мотивационного анализа значительно более популярна, чем «детская» форма, она столь же порочна. Принимается, что перенаселенность — или нехватка пищи — заставит людей захотеть мигрировать. Однако в действительности это не всегда так. Одни люди мигрируют при подобных условиях, а другие — нет. Так же как и при изучении детских мотивов, здесь нужен некий прямой способ измерения того, чего хотят люди. Только тогда у исследователя появится возможность прогнозировать, кто уедет, а кто — нет, когда количество пищи сократится (McCelland & Winter, 1971).

Приняв, что некий мотивационный анализ в идеале желателен и даже необходим, следует признать: простое обращение к людям с вопросом: «Чего вы хотите?» — не самый легкий путь выяснения их мотивов. Так, один из результатов дискуссии Уилдера о немецком народе мог заключаться в следующем. Если бы в Германии, допустим, в 1930 г., был проведен опрос общественного мнения, то его результат, весьма вероятно, мог бы свидетельствовать о желании немецкого народа принять нацизм в той или иной форме. Детские мотивации могут быть признаны иррелевантными, потому что простой опрос людей об их желаниях есть лучший «справочник» по их действиям. Это факт, что опросы общественного мнения признаны полезными для идентификации желаний, имеющих большое социальное воздействие. Например, сейчас подобные опросы регулярно используются для составления экономических прогнозов, потому что число людей, которые говорят, что хотят купить машину, действительно предскажет, сколько машин будет продано в следующем году. Это обстоятельство имеет исключительное значение не только для автомобильной индустрии, но также и для планирования всей экономики. Политики тоже научились следить за результатами опросов общественного мнения, чтобы знать, чего хотят их избиратели; они стараются формулировать свои предвыборные обещания и вести себя на публике в соответствии с этой информацией.

Здесь полезно разграничить, как объяснялось в главе 8, требования и мотивационные склонности (диспозиции). Требования — это немедленное ситуационное давление, которое пробуждает практически одинаковое мотивационное намерение у всех подвергшихся ему людей. Так, ураган рождает желание найти укрытие, агрессия — желание отплатить той же монетой, крах банка — желание забрать свои деньги, а снижение цены вдвое — желание сделать покупку. Подобные требования рождают намерения, о которых люди могут совершенно точно сообщить при проведении опросов общественного мнения; тем самым они прогнозируют действия в краткосрочной, а не в долгосрочной перспективе. В той мере, в какой это касается индивидов, требования прогнозируют немедленные реакции так же, как в случае, когда экспериментатор просит испытуемого снять пальто, но нет такого требования, которое могло бы предсказать, носит ли человек обычно пальто или нет. Измерения мотивационных наклонностей необходимы для объяснения общего долгосрочного «дрейфа» поведения в разных ситуациях, предъявляющих требования, — кто в долгосрочной перспективе более склонен носить пальто, а кто более склонен сопротивляться требованию снять его.

Если прибегнуть к аналогии, можно предположить, что измерение коллективной мотивации будет лучше прогнозировать долгосрочные социальные тенденции, чем то, что произойдет в любой конкретный момент времени в любом месте. Мотивационная заинтересованность наций или культур, так же как мотивационная заинтересованность индивидов, прогнозирует совокупность действий, — например, количество убийств за пять лет, — но не такие конкретные события, как, скажем, волнения в Детройте. Возможно, чтобы понять причины волнений в Детройте, лучше провести опрос общественного мнения и выяснить, чего жители этого региона хотели в данном конкретном месте в данное время.