Ортодоксальные раввины объявили мессианские движения ересью, однако заложенные в них иррациональные стремления возродились в форме хасидизма. Первоначально он был связан с именем Баала Шем-Това, человека, обладавшего сверхъестественными целительскими способностями и сконцентрировавшего народную мудрость (хотя официально он, воспитанный не по иудейскому закону и вне иудейской традиции, назывался «невеждой» — «игнорамусом»). Для составляющих окружение Фрейда венских евреев XIX в. хасидизм ассоциировался с множеством негативных мыслей и чувств. Они считали его ересью, непристойной фантазией, странным, мистическим учением необразованных людей и отступлением от официальных рационализированных догм ортодоксального иудаизма. Не удивительно, что Фрейд не хотел, чтобы психоанализ каким-либо образом связывался с традициями еврейского мистицизма.
Тем не менее, как мы отметили выше, эти традиции основывались прежде всего на поиске скрытых смыслов. Но именно этим занимался и Фрейд. Живший в XIII в. иудейский мистик Абрахам Абулафия утверждал, что раскрытие тайной мудрости осуществляется за счет «перескакивания и перемещения». Таким образом, Абулафия описывал не что иное, как фрейдовский метод свободных ассоциаций на заданную тему. Согласно Абулафии, человек может выйти за рамки внешнего значения текста (Фрейд сказал бы: манифестного содержания) и соприкоснуться с его внутренним смыслом (Фрейд сказал бы: с латентным содержанием) точно так же, как мы добираемся до ядра ореха, снимая его скорлупу (Scholem, 1966).
Наиболее важной книгой Каббалы следует признать Зохар (Zohar). Одним из авторов данной книги является Моисей Леонский, живший в XIII в. В соответствии с его Зохаром Тору (иудейскую Библию) нужно воспринимать как живой организм, имеющий голову, туловище, сердце, рот и т. д. (Scholem, 1966). Стало быть, обнаружение истины, которая представлена в Торе, обязательно должно привести к раскрытию истинного знания о человеке. А раскрытие правды о человеке посредством проникновения в людские мысли и сновидения представляет собой краеугольный камень учения Фрейда. С точки зрения Бакана, Фрейд не случайно выбрал имя Дора (созвучное со словом Тора) в качестве замены подлинного имени главной героини самой первой и знаменитой из своих работ, посвященных методу психоанализа.
Кроме того, на всем протяжении Зохара конечный смысл жизни определяется с помощью сексуальных метафор. «Согласно Зохару, душа характеризуется непреодолимой тоской по соединению со своим источником в Боге. Это соединение, как правило, описывается на языке сексуальных метафор…Таким образом, сексуальные взаимоотношения между людьми становятся символическими выразителями божественных действий…Используя сексуальные метафоры как одно из основных средств символизации всех глубинных и наиболее серьезных проблем человечества, Фрейд действовал всецело в духе Каббалы» (Bakan, 1958). Адепты Каббалы верят, что, раскрыв «основополагающую» сексуальность универсума, они овладеют самым тайным из всех существующих знаний. Мистическое соединение с Богом для каббалистов означает духовное соитие (мы вновь сталкиваемся в сексуальной метафорой) с Шехиной — женской, материнской ипостасью Бога (Bakan, 1958). Древнееврейское слово «знание» в данном контексте следует понимать как «сексуальное знание». Обратившись к Книге Бытия, мы увидим, что после грехопадения Адам «познал» свою жену Еву, т. е. «узнал» ее сексуально.
Наконец, иудейская мистическая традиция противоречила официальным религиозным догмам точно так же, как психоанализ — догмам научным. Каббала представляла собой вызов патриархальной власти раввинов. Фрейд же, подобно иудеям-вероотступникам, часто вел себя как бунтарь. Продолжая считать себя членом еврейского сообщества, он отверг иудаизм как религию. По сути дела, Фрейд грубо нарушил первую из заповедей Божьих, полученных на горе Синай Моисеем, основателем иудаизма. Заповедь эта гласит: «Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Фрейд же заполнил свою консультационную комнату статуями и иными изображениями множества «других богов». Основываясь на вышеприведенных фактах, Бакан небезосновательно утверждает, что Фрейд испытывал в значительной степени амбивалентные эмоции по поводу своего бунтарства и что особенно он боялся гнева Моисея.
Фрейд подробно описывает чувства, пережитые им в тот момент, когда он стоял перед громадной статуей Моисея работы Микеланджело (статуя находится в Риме). Микеланджело изобразил Моисея, только что спустившегося с горы Синай и принесшего своему народу скрижали с Божьими заповедями, но узнавшего, что за время его отсутствия евреи начали поклоняться ложным богам. Глядя на сидящего Моисея, Фрейд думал: «В своем первом порыве ярости Моисей захотел действовать, вскочить и наказать евреев, навсегда забыв о скрижалях (о данном Богом Законе), но преодолел искушение и остался сидеть, застыв в ледяном негодовании». Кроме того, Фрейд говорит, что он «ощутил себя частью толпы, на которую обращен взгляд Моисея». Таким образом, Фрейд сам свидетельствует о том, что по некоторым причинам он страшился гнева Моисея.
Однако Фрейд не упоминает о том, что, войдя в длинную, узкую церковь Святого Петра в Винкули и следуя к статуе сидящего Моисея, расположенной в самом конце «коридора» справа от алтаря, посетители должны пройти мимо находящейся по левую руку впечатляющей картины смерти и разрушений, связанных со Страшным Судом над всеми людьми. Вся левая стена храма покрыта множеством впечатляющих изображений скелетов, черепов и костей, перемалываемых неумолимым Жнецом. По замыслу создателей верующие должны проникнуться ощущением неотвратимости наказания за свои грехи. Должен ли был Фрейд подвергнуться наказанию за свое восстание против Моисея, за пренебрежение символом ортодоксальности, причем не только как вероотступник, но и как психоаналитик, борющийся за свободу от крайностей «источника неврозов — ветхозаветного закона» (Bakan, 1958)?
Значение данного конфликта, глубоко укорененного в жизни Фрейда, проясняется при анализе посещения основателем психоанализа Сикстинской капеллы. На стенах этой часовни находятся некоторые из самых знаменитых в Риме росписей. Конечно, Фрейд знал об их существовании, ибо он с детства был влюблен в Рим и в искусство. Исследование фресок Сикстинской капеллы позволяет идентифицировать еще одну причину того, что Фрейд забыл имя художника — создателя фресок «Страшный Суд» кафедрального собора в Орвието. Основной темой росписей в Сикстинской капелле вновь является Страшный Суд, изображенный на фронтальной стене внутреннего помещения часовни (роспись сделал Микеланджело). Однако если посетитель входит в часовню через маленькую заднюю дверь, то перед его взором сначала предстает фреска «Смерть Моисея», созданная Синьорелли (тем самым художником, имя которого Фрейд забыл в связи с изображением Страшного Суда). Более того, непосредственно к этой фреске примыкает роспись, посвященная наказанию Кор (девушек) и принадлежащая кисти Боттичелли (данное имя пришло Фрейду на ум вместо правильного имени).
Итак, мы можем утверждать, что в психической реальности Фрейда имя Синьорелли было связано с негативными мыслями и чувствами, существование которых поддерживалось гораздо более стабильными факторами, нежели случайная ассоциация с рассказами об особенностях турок, населяющих лежащую на пути поезда Фрейда территорию. Помимо всего прочего, Синьорелли создал одно из самых знаменитых изображений смерти Моисея, который, как утверждал Фрейд, был убит иудеями-отступниками (к числу которых мы можем отнести и самого Фрейда). Согласно Фрейду, именно поэтому Моисей так и не вступил на Землю обетованную. Соответственно, у Фрейда были основания испытывать тревогу при возникновении любых ассоциаций с его нешуточным бунтом против религиозной ортодоксии, символизируемой фигурой Моисея. Фрейдовская теория эдипова комплекса подразумевает, что сын испытывает чувство вины из-за желания овладеть матерью и убить отца. Символически Фрейд служил ложным богам (т. е. Шехине — так называемой женской ипостаси Бога, почитаемой в рамках каббалистической традиции), убивал Моисея и отвергал власть разума. Не стоит удивляться, что имя художника (Синьорелли), написавшего сцену смерти Моисея, имело для Фрейда столь неприятный смысл, что он даже не смог вспомнить, кто написал фреску «Страшный Суд» собора в Ориенто.