Важенка. Портрет самозванки - читать онлайн книгу. Автор: Елена Посвятовская cтр.№ 20

В туалет шли медленно. Тата маленькими шажочками, стараясь удержать между ног подкладную из пеленки. Важенка вела ее. Пропуская Тату в туалет, обернулась. Грязный желтый кафель за ними был заляпан кровью.

В трамвае она поняла, что абсолютно вымотана. Вагон трясло, и она, повиснув на поручне, не сопротивлялась, а, наоборот, даже подкачивалась ему в такт, чтобы еще сильнее подтвердить эту измученность. Перед глазами стояло бледное лицо со страшными проводками из носа.

— …Она такая мне: “Клипсы привези белые”. А я ей уже кофту свою везу, в горохах, помнишь, у меня. А потом будет: “Не надо шампанское детям, я противница”. Чё такого-то, скажи? Противница она.

— …Хотите ваш тортик подержу? Это же “Киевский”? А вот я люблю “Норд”. Я, кстати, в “Севере” с пятьдесят четвертого года работала. С самой Татарской…

На задней площадке пели.

Важенка ушла в начало вагона, отвернулась, вытерла мокрое лицо, павлопосадский платок поверх пальто перевязала на голову. Накрасила губы.

— Хватит, я сказала, меня дергать! Чего тебя надо? Дед Мороз будет, если не напьется!

В метро к ней подсел пьяный в дубленке. Шептал с волнующим акцентом, что он болгарин, что видел много красивых девушек, но такой хорошенькой, как она, — никогда. Важенка развеселилась, разрумянилась. Звал с собой отмечать Новый год в компании друзей. Уже на “Лесной”, шагнув с эскалатора, она вдруг переполошилась: чего это я? почему не пошла с ним? Классный же, иностранец, дубленка настоящая, не тулуп перешитый, вот дура-то!

* * *

В фойе плавал сизый дым, пол уже был заплеван конфетти, грохот музыки из телевизионной. Весь общежитский народец пребывал в каком-то лихорадочном движении. Из кухни густо тянуло чадом.

— Мамочка, с Новым годом! — кричала девица у междугороднего автомата. — Еле-еле до вас…

В волосах у нее веночек серебристой мишуры. Важенке вдруг стало ревниво, что она все еще не часть этой праздничной суматохи, — и веночек такой ей пойдет. Она ускорила шаг, разматывая платок на ходу, отвечала всем на приветствия. В рекреации Коваленко, отделившись от компании, долго мял ее в объятиях, дышал перегаром. Она громко смеялась, выгибалась назад.

В комнате Важенка сразу наткнулась на Дерконос в бигудях, которая примеряла за шкафом ее футболку “Мальборо”. Ковбой с лассо расплылся на могучей груди, а зубы лошади стали крупнее, казалось, еще немного, и она заржет в голос. Важенка задохнулась от возмущения — какого черта?

— Да я просто… ну всё, всё! Ты сдала, сдала, кстати?

— Марина, ты же мне все растянешь на хрен! Грудью, башкой в бигудях… Вот зачем ты туда влезла? — Важенка со злостью отшвырнула сапог. — Сдала. Четыре.

Салаты и картошку с курицей уже отнесли наверх, к мальчикам. На краешке стола, сдвинув в сторону очистки, бечевку, грязную посуду, устроились со стопками в руках староста с Толиком, вторым ухажером Дерконос. Глаза их лучились добротой. На блюдечке перед ними — половинка яйца, огурчик. Видимо, то, что не попало в салат.

— Провожаем? — буркнула Важенка, кидая сумку на кровать. — Хорошо сидим.

— Где хорошо-то, Важенка, — хмыкнул староста. — Посмотри на нас. Нам водку закусить нечем. У меня только одно яйцо!

Дальше оба зашлись в собственной идиотской радости. Красный староста беззвучно трясся на стуле, Толик почти хрипел. Важенка не выдержала и рассмеялась:

— Представляю себе ваши шуточки там, наверху, без нас!

— Не-е, не представляешь! — выдавил староста, утирая слезы.

Она уселась к ним и, махнув сразу целую рюмку, в лицах рассказывала про экзамен. Ветер и водка подпалили щеки. Недолго помучилась: можно ли про подмену? или молчать? Легко опустила момент с зачетками.

Уже проваливаясь в сон, бормотала заплетающимся языком, что прилегла на часик, чтобы без двадцати двенадцать ее обязательно, как штык, слышите, обязательно. Дерконос, я убью тебя!

Ее и разбудили, и кто-то даже честно стоял над душой, пока Важенка не села на кровати с закрытыми глазами. Вернувшись из туалета, она полезла на второй ярус, на кровать Лены Логиновой, чтобы снять со шкафа коробку с туфлями. Но, оказавшись наверху, она аккуратно укуталась в Ленину шерстяную кофту и блаженно заснула.

Она улыбнулась во сне, когда ровно в полночь одиннадцатый корпус, да и весь студгородок, содрогнулся от приветственного молодого рева навстречу новенькому 1983-му.

Проснулась, когда хлопнула дверь в комнату. Громкий шепот Дерконос. Заходи, никого! Как это никого? А я? Важенка продиралась сквозь сон, плохо соображая, какой сегодня день и где она. Распахнула глаза от ужаса, когда кровать вдруг закачалась, а потом и вовсе заходила под ней ходуном. Медленное сознание, раскручиваясь, утянуло Важенку в прошлый день, прошлый вечер, прошлый год, к туфлям, коробке, ко второму ярусу чужой кровати. Внизу, стало быть, колбасится Дерконос с одним из возлюбленных, Толя или Костя.

Разобралась.

Сбежать уже не получится, надо переждать, не век же… Важенка никак не могла расслышать, что выкрикивает Дерконос в порывах нежности, какое-то слово, как имя, боже, как она его называет? Неужели третий? Новогодний. Важенка приподняла голову, вся обратившись в слух.

— Тостя, милый Тостя, — Дерконос празднично запуталась в возлюбленных, наконец-то соединив их.

Важенка наверху тоже сотряслась с ними в такт, но от смеха, конечно же.

В коридорах серпантин по полу, а на подоконнике в тарелке с окурками трупики бенгальских огней. Праздничный гул еще ровно стоял по всему дому, но как будто уже отступал, затихал, полчетвертого, что ли. Важенка с ясными глазами шла по коридорам и ни о чем не жалела. Радовалась, что сдала экзамен, что почти все зачеты, чуть грустила о Тате — поправляйся, детка! Ее зазывали, наливали, кормили во всех комнатах, знакомых и не очень, изумляясь на ее свежий вид. Она даже потанцевала на дискотеке в телевизионной, но скучно среди пьяных. Снова пошла бродить по коридорам. Внезапно одна из дверей распахнулась, и оттуда вывалился пьяный Вадик, дружок Коваленко. Кудри на голове торчали по всем сторонам света, и, кажется, он был ей рад.

— Заходи, слушай, я тут опупел уже. Все спят на хрен. А я вот ищу, кого бы… — Его покачивало.

Воняло луком пополам с сивухой. С катушечного магнитофона поскрипывало, потрескивало:

Этот пьяный болван никак не мог кончить. Важенка билась рыбкой в плену его убогих фантазий. Их было ровно две, поочередно: она на спине, потом он. Плата за страдания тоже была ничтожной (или достаточной?) — время от времени он шептал ей в ухо, какая она классная, что у него никогда не было никого лучше Важенки. Порвал ее марлевое платье с тонкими вышивками, но все же он шептал, и она терпела.