Подтянув эти ремни, я соединила их застежкой. Части ремня с трудом сошлись – все же это сиденье было рассчитано на одного человека, а не на двоих, так что мне пришлось прижаться к Сарычеву так плотно, что он охнул.
Я вспомнила, как однажды летела в самолете с очень толстым человеком. На нем обычный ремень безопасности не застегивался, и стюардесса дала ему дополнительный ремень.
Здесь, к счастью, дополнительный ремень не понадобился.
В то же мгновение, когда я защелкнула карабин ремня, сиденье поползло вверх.
– Умно придумано! – пропыхтел снизу Сарычев. – Защита от дурака. Пока не пристегнешься, не поедешь!
Я ничего ему не ответила – мне было не до того. Честно говоря, я комплексовала из-за того, что оказалась с ним в такой интимной близости. А тут еще его организм отреагировал на контакт со мной, и мне стало совсем неудобно.
Нет, ну нашел, понимаешь, время для такого!
– Извини… – просипел он снизу. – Я не нарочно… честное слово, не нарочно… это инстинкт…
Я ничего не ответила и сделала вид, что ничего не чувствую, чтобы не усугублять неловкость.
Ага, как же, не почувствуешь тут!
Внезапно меня прошиб пот, я вспомнила, как мы… ну надо же, а думала, что все забыла!
– Да не вертись ты… – проскрежетал Сарычев.
Сиденье медленно поднималось к потолку, слегка при этом раскачиваясь.
Вскоре мы оказались под самым сводом подземного зала, и тут я увидела, что посреди него в потолке проделано круглое отверстие, из которого пробивался тусклый свет.
Мы медленно проплыли сквозь него и оказались в большом, тускло освещенном помещении, похожем на обычный склад.
Едва мы покинули подземелье, мотор подъемника заработал в другой тональности, теперь мы больше не поднимались, а плыли в сторону от отверстия в полу и вскоре остановились.
Я торопливо расстегнула карабин, спрыгнула с коленей Сарычева и отступила в сторону. Он тоже, кряхтя и вздыхая, слез с кресла подъемника.
Даже в неярком освещении было видно, что его лицо багрово от смущения, как помидор.
Я не стала еще больше смущать его и огляделась по сторонам.
Ну, в конце концов, дело житейское!
Мы действительно находились в складском помещении. По стенам его были сделаны широкие металлические стеллажи, на которых были разложены и расставлены многочисленные ящики и коробки с разноцветными этикетками. Чуть в стороне от нас стоял небольшой автопогрузчик. Под потолком неярко горело несколько ламп дежурного освещения.
Я повернулась к тому месту, где только что находился люк в полу, через который мы поднялись – но его не было, точнее, на месте люка был металлический щит.
– Я думаю, мы попали в институт, – проговорил Сарычев более твердым голосом.
– И что нам теперь делать?
Ответить он не успел, потому что в дальнем конце склада заскрипела, открываясь, дверь.
Мы инстинктивно метнулись в самый темный угол и спрятались в нише за большим ящиком.
Дверь снова громко лязгнула, и в конце склада послышались приближающиеся шаги.
Мы с Сарычевым затихли.
Неизвестный медленно шел по складу, время от времени останавливаясь. При этом он неуклонно приближался к тому месту, где мы прятались. Немного не доходя до него, он остановился.
Я осторожно выглянула из укрытия, чтобы взглянуть на него.
Это был невысокий, немного сутулый человек лет пятидесяти, одетый в черную униформу с цветной нашивкой. Видимо, охранник или просто ночной сторож.
Он показался мне смутно знакомым.
Приглядевшись к нему, я вспомнила, где его видела: этот самый человек вошел перед нами в будку, через которую мы проникли в подземелье.
Он остановился в нескольких метрах от нашего укрытия, снял с пояса переговорное устройство и проговорил в него:
– На складе порядок. Никаких нарушений не нашел. Обход завершил, возвращаюсь в дежурку…
Он уже развернулся, чтобы уйти, но тут, как назло, Сарычев громко чихнул.
Сторож насторожился, прислушался и подошел к ящику, за которым мы прятались.
Я испуганно вжалась в стену за спиной Сарычева. Сторож заглянул в нишу, включил фонарик…
И вдруг он попятился и забормотал испуганным и удивленным голосом:
– Ваше сиятельство… господин граф… я ничего… я не хотел… я из лучших побуждений…
Вдруг интонация его изменилась, и он проговорил с какой-то странной обидой:
– А почему вы здесь, на этой стороне? Может быть, это и спрятано здесь? Ваше сиятельство, откройте мне тайну! Я потрачу все на добрые дела… на детей… на больницы… только откройте мне тайну! Прошу вас, ваше сиятельство!
Я растерянно смотрела на сторожа.
Что с ним такое? С ума он, что ли, сошел? Похоже на то. А может, он всегда такой, оттого и работает сторожем?
И тут я скосила глаза на Сарычева.
Фонарь в руке сторожа был направлен прямо на его лицо, выхватывая его из темноты, и в этом освещении я увидела Арсения Сарычева новыми глазами.
У него было выразительное, как говорят, породистое лицо с тяжелым подбородком и высокими скулами.
И я вспомнила портрет графа Шереметева в проспекте, который дал мне Федор, сотрудник музея.
Как же давно это было, а на самом деле только позавчера…
Тот же подбородок, те же скулы, такой же разрез глаз…
Арсений был очень похож на покойного графа, мецената и филантропа. Особенно при таком необычном освещении. Но все равно, сторож вел себя более чем странно…
Сарычев тоже растерялся от такого странного поведения и испуганно проговорил:
– О чем это вы? О какой такой тайне?
– О тайне золотого павлина! – выпалил сторож и вдруг бухнулся на колени. – Откройте тайну, ваше сиятельство! Я за вас всю жизнь молиться буду!
– Так это ты в каминном зале тайник искал? – Сарычев, видимо, тоже вспомнил этого человека, да он же рассказывал мне что-то про свои приключения в музее, а я не слушала тогда.
– Я, я! – радостно согласился сторож.
Я потянула Сарычева за рукав, чтобы привлечь его внимание.
Он повернулся ко мне:
– Что такое?
– Он принимает тебя за покойного графа! – прошептала я ему в самое ухо.
– Что ты несешь? – недоверчиво пробормотал Сарычев.
– Тише! – шикнула я на него. – Потом я покажу репродукцию портрета, но пока поверь мне на слово. Ты действительно здорово похож на графа Шереметева.
На лице Сарычева проступило странное выражение, как будто он что-то вспомнил. Что-то важное.